Тот день в моей памяти окрашен настолько яркими цветами, что для его описания у меня просто не хватит слов. Будто все мои нервные окончания пробудились от сна и впитывали, чувствовали, запоминали весь окружающий мир. Чем ближе стрелка часов была к заветной цифре «восемь», тем больше я превращался в единый натянутый нерв.
В половине восьмого я уже сидел в лобби отеля и ждал остальных. Пытался читать прессу, разложенную на журнальных столиках, но буквы плясали по бумаге. Заказал пятьдесят граммов виски, но и оно не помогло расслабиться. Я даже не чувствовал вкус напитка, словно вместо сорокаградусного по крепости мне дали сорокаградусный по температуре. Хотел подойти к бармену и убедиться, что мне налили именно виски, но тут появился Серж, а следом за ним и обе наши спутницы. Не помню, как была одета Клара, потому что я видел только Астрид – в перламутрово-белом пальто, с темно-бордовым шарфом на шее. Аккуратно подведенные глаза, полные гордости и независимости, и сочные алые губы, которые так и манили к себе, как самый ценный рубин в сокровищнице султана. Она вся казалась чем-то плавным и обтекаемым, словно идеально смазанный механизм, плывущий в пространстве. Никакой дисгармонии, никакой резкости, никакого дисбаланса. Идеальная форма.
Мы решили прогуляться до ресторана пешком, насладиться теплым осенним вечером. Всю дорогу Серж и Клара не смолкали, находя все новые и новые темы для остроумных шутливых бесед, а мы с Астрид будто отделились от их веселой компании и шли в какой-то своей атмосфере молчания. Пара Сержа и Клары состояла из веселящего газа, а наша с Астрид из кислорода. Мы вдыхали жизнь, вдыхали мир вокруг себя, вдыхали друг друга».
Я отложила записную книжку, решив сделать небольшой перерыв. Прогулялась до уборной, попросила принести мне что-нибудь перекусить, потому что сегодня была затворником, затем вернулась к записям:
«Мы добрели до ресторана и, сняв верхнюю одежду, устроились за небольшим столом у самого окна.
– Серж, почему твой друг такой молчаливый? – спросила Клара как-то очень лукаво.
– Не обращай внимания, его просто нужно расшевелить, да, Иосиф? Но нам с вами, Клара, это не под силу, может, у Астрид получится? – Он широко улыбнулся.
– Я постараюсь, – спокойно, но с отголосками нежности произнесла она, взглянув на меня из-под пушистых ресниц.
После ее слов я расслабился – хотя нет, размяк, как мякиш белого хлеба в теплом молоке. Напряжение отпустило мышцы, и я улыбнулся только для нее. С того момента вечер промчался для меня кометой, оставляя в памяти только яркие вспышки смеха, остроумных суждений, которые я в несвойственной мне ребячески-милой манере старался оспорить, чем заслужил ее признательность. Мы уже съели десерт и попивали ликер, понимая, что даже самые яркие события имеют свой срок. Я отлучился в уборную, а когда вернулся, за столом осталась только Астрид.
– Где все?
– Они решили прогуляться перед сном и покинули нас, – мягко сказала она.
– Вы хотите сказать, что они нас бросили? – уточнил я с хулиганской улыбкой.
– Да, увы, это так, и я не стала их удерживать. – Ее аккуратные губы сложились в извиняющуюся улыбку.
– Для меня не увы, – прошептал я.
– И для меня, – так же тихо ответила она.
Я сел рядом с ней, посмотрел в карие, наполненные невозможно медовым оттенком глаза и спросил:
– Возможно, вы бы хотели прогуляться со мной по этой прекрасной осени?
– Не откажусь.
Мы вышли из-за стола, я накинул на ее красивые плечи белое пальто, словно проделывал это уже тысячи раз, быстро надел свое и вывел ее в звездную прохладную ночь.
– Вы не против? – спросил я, взяв ее руку.
Она ничего не ответила, но отдалась моему прикосновению. Так, обмениваясь теплом тел, а может, и душ, мы медленно брели в сторону гостиницы. Наше молчание, осторожные полувзгляды, наши счастливые, искренние улыбки окутывали облаком умиротворения, словно здесь и сейчас все происходит по задуманному кем-то важным плану. Мне казалось, что имел значение каждый наш шаг; каждый взгляд на проезжающие машины или аккуратные светлые дома вдоль улицы играл ключевую роль. Мое сознание, словно профессиональная камера, фиксировало все до мельчайших деталей в странной, замедленной цветной съемке, оставляя во мне отпечаток начала нового фильма жизни.
Я проводил ее до номера, поцеловал запястье, прикоснувшись грубыми губами к нежной полупрозрачной коже между косточками ее пальцев, впитав запах ее естества, смешанный с раскрывшимися нотами вечернего аромата духов. Она мягко улыбнулась: