– Подойди, пожалуйста.
Я встаю и подхожу к нему. На левой стене, ближе к окну, висит изображение доктора, Элизы и Марты. Они втроем улыбаются. Девушки одеты уже не в больничную белоснежную форму, а в весенние легкие наряды. Он снимает фото и показывает мне на правый угол, где стоит дата: 07.05.2012 года. Я ничего не понимаю.
– Как это возможно? Это же восемь лет назад.
– Да, эта фотография сделана восемь лет назад, а моей пациенткой Элиза была и того больше – лет десять назад.
– Не может быть, – шепчу я.
– Возможно, ты ищешь другую Элизу Локс?
Но на фотографии она, та самая Элиза, моя Элиза. Я узнаю и доктора, и Марту.
– Нет, это именно она на фотографии, – говорю я уверенно.
– Ну если так, я могу заглянуть в записи, чтобы быть точнее.
– Да, пожалуйста, – прошу я и, вернувшись к креслу, падаю в него.
Как это возможно? Ведь, по моим ощущениям, я была там всего каких-то пару дней назад! Но тогда… тогда пазл складывается. Тогда понятно, почему клиника кажется мне какой-то другой, и почему Элизы нет в списках, и почему доктор выглядит постаревшим. Но как я сразу не поняла? Хотя как мне было понять, что я перемещалась на десять лет назад? Ведь Элиза была наркоманкой, у нее не имелось телефона и других современных гаджетов, на ней всегда была старая непонятная одежда, она жила в разваливающемся доме на задворках.
Но зачем тогда мне эти перемещения?
О боже, боюсь, что моя голова скоро лопнет от всего этого! Теперь я окончательно ничего не понимаю! Что же я должна сделать? Да и как смогу что-то сделать, если это уже произошло?! Ладно бы я попала в будущее – еще как-то понятно. Но я была в прошлом… И того, что со мной случилось, уже не вернуть. Или вернуть?
Доктор отрывается от монитора и разворачивает его ко мне:
– Ну вот смотри: Элиза Локс, родилась 17 февраля 1991-го, попала к нам 06 апреля 2010-го, выписалась 01 июля 2010-го.
Я вглядываюсь в даты, пытаясь понять, почему и зачем.
– Жаль, она меня так и не дождалась, – тихо говорю я.
– Что ты сказала?
– Ничего, просто мысли вслух.
– Хорошо, смелый мышонок.
Я улыбаюсь, киваю и только потом осознаю: «Откуда он может знать?»
– Откуда? Как? – шепчу я с широко раскрытыми глазами, уставившись на него.
– Она ждала кого-то каждый день. И всегда считала, что у нее есть ангел-хранитель, который спас ее, вытащил из мрака наркотической зависимости, вырвал из лап смерти. Она всегда уверяла, что не сама к нам пришла, что это сделал кто-то за нее. Возможно, это и было так, но доказательств не существовало – она была одна, когда билась в наши ворота. Я знаю это наверняка, я дежурил в тот самый вечер, и именно я принял ее к нам. Да и после никто так и не объявился. А однажды, недели через три после поступления, она однозначно заявила, что знает, кто ее спас. И что это точно ангел-хранитель, которого зовут Элджернон. И предупреждала всех: если кто-то к ней придет – не важно, под каким именем, – мы обязательно должны его впустить. Ее убежденность в существовании ангела-хранителя, эту веру в чудо мы не могли, не имели право разрушать и, само собой, не стали. Она придавала ей сил бороться день за днем. Элиза боролась не только за себя и свое будущее, но и ради храброго мышонка Элджернона. А мы просто не обращали внимания – ведь каждый имеет право верить в своего спасителя, как бы его ни называл. Тем более к ней так никто и не приходил… До сегодняшнего дня, когда здесь появилась ты, Анна, и кивнула мне с мягкой улыбкой, когда я сказал про мышонка.
Я сглатываю, но внутри стоит пустынная жара и сухость, мне не хватает воздуха, поскольку я могла представить себе десятки ситуаций, но никак не могла вообразить того, что произошло. Я не хочу врать, притворяться. Пусть решит, что спятила, и что с того? Сколько ненормальных ходят по земле. Но теперь я точно знаю, что не сошла с ума.
– Да, это я, и я пришла, пусть спустя десять лет. Это выглядит невероятным, знаю. Но иногда случается то, что невозможно объяснить. И это именно такой случай. У меня нет объяснений.
– Да уж. Но зачем сейчас?
– Потому что никогда не поздно. Сейчас Элиза нужна мне! Она может помочь понять, разобраться. Я всего лишь хотела поговорить с ней, увидеть ее, выслушать. Но я опоздала на каких-то десять лет. – Я встаю.
С одной стороны, я безмерно счастлива за Элизу, но с другой – опустошена еще одним провалом. Надежда улетучивается, руки канатами висят вдоль тела, ноги не хотят идти. Я могу надеяться только на то, что еще хотя бы пару раз побываю в теле Элизы и как-то попытаюсь с ней связаться, а она мне ответит.
– Постой, если ты хочешь увидеть Элизу, я могу помочь. Думаю, она тоже не откажется.