– Ну проходи, раз пришла, – кивает она, делая шаг назад. Словно наше состязание взглядов она проиграла и теперь нехотя отступает, сдавая позиции.
Я вручаю ей торт и улыбаюсь.
– Это к чаю.
– Разувайся и проходи на кухню, – сухо говорит она и уходит.
Сняв пыльную обувь и поставив ее на специально отведенный коврик, я прохожу внутрь дома. Гостиная представляет собой просторную комнату с большим светлым диваном и камином напротив. За ним стоит рабочий стол и стеллажи с книгами. На стенах развешаны фотографии. А из гостиной ведет проход, вероятнее всего, на кухню, откуда и доносится голос Марты:
– Не стой у порога, иди сюда.
В центре кухни стоит бежевый овальный стол на шесть персон. Марта расставляет чашки.
– Что будешь? – натянуто спрашивает она.
– Пожалуй, выпью чай, – отвечаю я. А на языке вертится вопрос: «Ну где же Элиза?»
– Хорошо, присаживайся куда хочешь.
Она ставит чайник и включает кофемашину. Разрезает торт, достает конфеты и варенье.
– Ну что? – вдруг как-то резко произносит она.
От неожиданности я вздрагиваю и гляжу на нее, не понимая, какого ответа она ждет.
Марта облокачивается на кухонный шкаф, складывает руки перед собой и пристально всматривается в меня.
– Зачем ты здесь? – спрашивает она так же резко.
Мой голос звенит и одновременно подрагивает от раскалившейся обстановки.
– Меня зовут Анна Битрайд, и я пришла, чтобы поговорить с Элизой Локс.
– И о чем? – продолжает давить она.
– Я хочу кое в чем разобраться, и мне нужна ее помощь.
– Какая помощь? Сколько тебе вообще лет? Не больше двадцати? – уже совсем не спокойным и не тихим голосом заваливает она меня вопросами.
Я киваю в ответ на последний вопрос, не понимая, к чему же она клонит.
– Ты не могла быть там, девочка. Значит, кто-то рассказал тебе про то время. Вот я и хочу узнать, кто и зачем? Что тебе нужно?
Я закашливаюсь, пытаясь что-то сказать, но слов на самом деле у меня нет. Я рассчитывала на мягкую, домашнюю встречу в приятной атмосфере, а не на натиск железной леди. И в этот момент в кухне появляется Элиза. Мы обе замираем. Я смотрю на нее и не могу поверить, что это она. Невысокая, с плавными, округлыми формами, чуть полновата, но эта пышность идет к ее мягкому лицу и розовым щекам. Она больше не похожа на умирающую от голода девушку с запавшими глазами, покусанными, обветренными губами, шелушащейся кожей. Она такая красивая и живая, каштановые волосы волнами спадают на плечи. Я невольно засматриваюсь на нее. Она подходит ко мне и глядит в самое сердце.
– Привет, я Элиза. – Она протягивает мне руку.
Я беру ее в свою и говорю:
– А я Элджернон.
Ее рука мягкая и теплая, настолько знакомая и родная, что горло сдавливает неведомое чувство счастья, словно я отыскала кого-то родного и близкого. Хочется обнять ее, но она опережает меня, словно прочитав мысли, и прижимается ко мне. Слезинка бежит по ее лицу.
– Я пришла, как и обещала, – шепчу я, и она еще крепче сжимает меня в объятиях.
– Спасибо, – почти неслышно говорит Элиза только для меня, и это слово и ее жизнь стоили всего, через что я прошла, находясь в ее теле.
– Элиза… – удрученно произносит Марта.
Она отпускает меня, смотрит на подругу и мягко мурлычет:
– Да, дорогая? Давай присядем, выпьем чаю и поговорим.
– Ты разве не видишь, что ей всего-то лет двадцать, этого просто…
– Марта, хватит, не продолжай. Все правильно, я чувствую, – строго обрывает подругу Элиза.
– Хорошо. Как скажешь, – сдается та, всплеснув руками, после чего, поджав губы, наливает нам чая из ромашки, а себе – крепкого, ароматного кофе.
Мы все садимся за стол, и Элиза смотрит на меня:
– Скажи, чем я могу тебе помочь? Я очень хочу отблагодарить тебя за все, только не знаю как.
– Если честно, я и сама не знаю, – грустно отвечаю я. – Но должна понять, почему именно ты? Может, ты знаешь?
Она задумывается и тяжело вздыхает:
– Не имею ни малейшего понятия. Но, может, мы начнем с самого начала и тогда придем к чему-то. Расскажи о себе и о том, как вообще это происходит? Кто ты?
И я рассказываю свою историю перемещений с того самого дня, как проснулась в теле Анны. Рассказываю все, что было, как бы нелепо это ни звучало. Она первый человек, которому я могу открыться, могу выплеснуть все отчаянье, все, что копилось во мне все это время. Я чувствую ее поддержку, ощущаю, что она не примет меня за сумасшедшую, что все же попытается выслушать, попытается – может, и не поверить, но хотя бы допустить, что существуют необъяснимые вещи. Я поведала, как первый раз очнулась в теле Анны, что начала жить в нем, что еще бываю в гостях у пожилого профессора и парня в тюрьме.