Спустя несколько невыносимых недель я взглянул на себя в зеркало и увидел постаревшего, осунувшегося, сутулого мужчину с безжизненными, потухшими глазами.
«Да какого черта я так себя веду? Я сам выбираю свою жизнь. И я хочу быть с ней», – сказал сам себе.
В тот же день я позвонил в лабораторию, где работала Астрид, и попросил соединить с ней. Мне дали номер отделения, и я тут же набрал его. Руки потели и шли мелкой дрожью, горло першило, ноги выстукивали чечетку, и вот из этого круглого аппарата зазвучал ее голос:
– Да?
– Астрид, это я, Иосиф, – прохрипел я и услышал громкий вздох и тишину. – Астрид, ты тут? – произнес чуть громче в агонии ожидания.
– Да, Иосиф, да, да, – с каждым словом ее голос наполнялся летним солнечным светом.
– Как ты? – зачем-то спросил я, просто не зная, что сказать.
– Я… я…
– Нет, не отвечай, иначе я брошусь на станцию и приеду к тебе.
– Что ты, что ты! Так же нельзя, – залепетала она.
Но я знал, что уголки ее губ чуть поднялись.
– Можно, можно, Астрид. Я так страдаю, я пуст, без тебя я пустая оболочка, пустой, безжизненный сосуд. – Я говорил, пытаясь вложить все чувства, что к ней испытываю, в бессмысленный набор слов.
– Ох, Иосиф, – только и ответила она.
– Послушай, я задам тебе всего один вопрос, и если твой ответ «да», то я сделаю все, что в моих силах. Я что-нибудь придумаю.
– Не задавай, – сказала она сразу. – Мой ответ «да».
– Ты даже не знаешь вопрос…
– Да, – снова выдохнула Астрид нежно, оборвав меня на полуслове.
– Тогда я позвоню завтра. Мне надо подумать. Хорошо?
– Давай через два дня. Если ты будешь звонить часто, могут что-то подумать, а ты знаешь, как…
– Хорошо, позвоню через день, – сказал я, уже предвкушая следующий разговор.
– Да.
– Астрид… – Я хотел сказать ей все, но она тут же прервала меня:
– Не надо, Иосиф, я все знаю. Я чувствую. Не надо слов. – И она повесила трубку.
Я взлетел до небес, воспарил так высоко, куда не надеялся добраться даже в самых смелых мечтах. Это была она, моя Астрид. Девушка, которая не любит лишних слов. Молчаливая, но прекрасная вселенная. Моя любовь.
Сказать, что с того дня мы только и делали, что летали в облаках и романтических грезах, гуляли по скверику, держась за руки, и ели мороженое, – значит, солгать о самой жизни. С того дня началась наша борьба за счастье. Я признался Мари, что собираюсь расторгнуть наш брак. Она, в силу своего характера, не устраивала сцен, а просто тихонько и горько плакала, тем самым еще сильнее заставляя меня страдать. Но я не жалуюсь, я это заслужил. Мари даже просила меня остаться ради сына, пообещав, что не будет препятствовать встречам, с кем бы там я ни желал. Но я так не мог. Не хотел. Для меня жизнь с Мари превратилась в тюрьму, из которой я рвался, как пойманный дикий конь, как птица, закрытая в клетке, не щадя себя, разбиваясь в кровь о металлические прутья. Я не чувствовал жалости, раскаяния, я был гоним жаждой любви и свободы. Сметал все преграды, не думая о последствиях. Я вытащил наружу свой эгоизм и, словно флагом, размахивал им, расчищая себе путь. Мои друзья, кроме Сержа и еще двоих, отвернулись от меня, сообщив, что я нарушаю правила приличия и иду против устоев общества. С работы мне тоже пришлось уйти, поскольку руководство не устраивало мое «аморальное» поведение и тот пример, который подаю студентам. Все и всё были против нас. Мы стали изгоями, преступниками, сластолюбивыми и извращенными, бесчувственными созданиями.
А ведь все было совсем наоборот, мы лишь обрели сильное чувство и не захотели его прятать, не хотели и не могли его скрывать. Не могли по своей открытой и чувственной натуре. Мы не могли предавать себя и других изо дня в день, пока этот червь не выел бы в наших сердцах огромные дыры, сплошные пустоты».
Тетрадь мистера Олда
Часть 6
«Сейчас я все чаще стал выпадать из реальности – не помню, как провел тот или иной день. Раньше такое бывало, но не так часто. А сейчас это повторяется. Поэтому изложу оставшиеся события своей жизни менее детально. Вздохнули с облегчением? Надеюсь, что моя история не заставила вас скучать или, того хуже, зевать во весь рот. Ладно, я больше не буду описывать все, что происходило, в деталях, а только крупными мазками и только то, что имеет значение. Я должен успеть закончить свой дневник. Чувствую: что-то должно случиться. Но вернемся в воспоминания.
Астрид пришлось хуже меня, ведь она женщина, она зависит от мужа, она его часть. А часть не имеет права бастовать, не имеет права отделяться по своей воле. Поэтому в кульминационной точке нашей борьбы она просто собрала самое необходимое и села в поезд по направлению к городу Мэю.