— Пол, что мне взять? — спросила она утром.
— Господи, я не знаю, — отмахнулся супруг, спешно собираясь, чтобы выйти из гостиницы ровно в семь. Сидя на краешке подушки, он натягивал шелковые носки и итальянские туфли. Раньше Пол никогда не носил дорогую обувь — правда, до переезда в НьюЙорк в этом не было необходимости: в Вашингтоне Райс ходил в кожаных кроссовках Adidas.
— Новые? — поинтересовалась Аннализа, имея в виду туфли.
— Ну, это как посмотреть, — ответил Пол. — Что значит новые? Проносил полгода или купил вчера? На этот вопрос можно ответить, лишь хорошо зная того, кто спрашивает.
Аннализа рассмеялась:
— Пол, ну ты правда должен мне помочь! Мы же едем к твоим друзьям!
— К партнерам, — поправил Пол. — Да какая разница? Ты все равно будешь там самой красивой.
— Это Хэмптонс, там свой дресскод.
— Ну, позвони жене Сэнди, Конни.
— Но я ее не знаю, — возразила Аннализа.
— Как это не знаешь? Она ведь жена Сэнди!
— Ох, Пол, — вздохнула Аннализа. Так не принято, подумала она, но решила не объяснять — Пол все равно не поймет.
Муж наклонился над кроватью поцеловать Аннализу на прощание.
— Сегодня смотришь квартиры? — спросил он.
— Я их каждый день смотрю. Думаешь, за пятнадцать миллионов легко найти чтонибудь стоящее?
— Если мало, предложи больше, — великодушно позволил Пол.
— Я люблю тебя, — сказала она ему вслед.
Аннализа почти решилась спросить у риелтора, что носят в Хэмптонс, но, судя по внешности Эммы, ответ вряд ли оказался бы удовлетворительным. Риелторше было за шестьдесят, но тюнинг у нее был наисовременнейший. Брови, в результате подтяжки оказавшиеся на лбу, силиконовые губы, крупные вставные зубы и волосы, грубые и темные у корней и тонкие и светлые на концах, отвлекали Аннализу, но Эмма считалась лучшим риелтором в Верхнем ИстСайде.
— Я понимаю, что у вас много денег, — говорила она. — Но мало ли у кого сейчас есть средства. Связи, вот что главное. Какие у вас есть престижные знакомства?
— Президент США подойдет? — спросила Аннализа.
— Он напишет вам рекомендательное письмо? — спросила Эмма, не уловив сарказма.
— Пожалуй, нет, — ответила Аннализа, — учитывая, что я назвала его администрацию недоразумением.
— Не вы одна, — усмехнулась ее собеседница.
— Да, но я сказала это в прямом эфире. Я была постоянной гостьей в «Вашингтонском утре».
— Тогда президент не подойдет.
— Может, Сэнди Брюэр? — поколебавшись, рискнула Аннализа.
— Кто это?
— С ним работает мой муж.
— Но кто он?
— Он управляет фондом, — лаконично сообщила Аннализа. Пол неоднократно внушал ей не распространяться о его работе, объяснив, что у них, в мире хеджевых фондов, есть чтото похожее на тайное братство вроде «Черепов и костей» в Йеле.
— Значит, менеджер хеджевого фонда, — безошибочно угадала Эмма. — Никто не знает, кто эти люди, и не рвется водить с ними компанию. Нет, это не подойдет. — Эмма смерила Аннализу взглядом: — Но дело не только в вашем супруге. Вашу кандидатуру тоже должен одобрить домовый комитет.
— Я юрист, — ответила Аннализа. — Вряд ли это вызовет у когото возражения.
— А специализация?
— Коллективные иски и прочее.
— Тогда возражения точно будут, — заверила Эмма. — Разве вы не навязываете адвокатские услуги пострадавшим от несчастных случаев? — Она покачала головой. — Давайте подберем вам особняк, тогда никакой комитет не помешает.
Утром того дня, когда Аннализа и Пол уезжали в Хэмптонс, Эмма показала заказчице три таунхауса. В одном царил жуткий беспорядок, пахло молоком и грязными пеленками, повсюду валялись игрушки. Во втором доме их встретила женщина лет тридцати, державшая на руках непоседливого мальчика лет двух.
— Великолепный дом, — нахваливала хозяйка.
— Почему тогда продаете? — не удержалась от вопроса Аннализа.
— Мы переезжаем в деревню, у нас там коттедж, уже заканчивают большую пристройку. Детям лучше расти на свежем воздухе, не правда ли?