— Вы счастливы с Редмоном? — спросила она.
— Скорее, мне весело, — ответила Кэтрин. — Когда мы ждали ребенка, я сильно нервничала, не зная, какой из моего мужа получится папаша. Это был самый тревожный период наших отношений.
— Неужели?
— Почти каждый вечер Редмон уезжал развлекаться, как привык. Я думала — он что, намерен так продолжать и после появления малыша? Неужели я опять фатально ошиблась в человеке? Чтобы узнать мужчину, надо родить ему ребенка. Вот тогда он раскрывается, и становится видно, добрый он, терпеливый, любящий или незрелый эгоист. Став матерью, либо начинаешь любить мужа еще сильнее, либо теряешь к нему всякое уважение. А в отсутствие уважения возврата к прежним отношениям не будет. Я хочу сказать, если Редмон когданибудь ударит Сидни, накричит на него или пожалуется, что ребенок плачет, не знаю, что с ним сделаю.
— Он никогда не позволит себе ничего подобного. Редмон так гордится своей культурой и воспитанием…
— Все верно, но мать не может не думать о подобных вещах, когда у нее маленький ребенок. Это на уровне инстинкта. А Джеймс хороший отец?
— О, Джеймс с самого начала заделался образцовым папашей. Конечно, он не идеал…
— Да где ж они, идеалы?
— Но он уделял Сэму максимум внимания. Когда я была беременна, он прочел все книги для родителей. Он немного зануда…
— Как все журналисты.
— У него привычка утопать в деталях. Но Сэм получился очень удачным.
Минди откинулась на спинку стула, наслаждаясь теплым летним днем. Сказанное ею о Джеймсе было лишь полуправдой. У мужа в отношении Сэма развился настоящий невроз. Особенно он дергался насчет того, что младенец ест и какие подгузники носит, — однажды они с Минди разругались изза этого прямо в магазине Duane Reade. Их взаимная обида постоянно тлела и чуть что вспыхивала как магний. Кэтрин права, думала Минди. Семена разлада между ней и Джеймсом проросли в первые месяцы после появления Сэма. Новоявленный отец был так же напуган, как и молодая мамаша, в чем упорно не хотел признаваться, но Минди воспринимала его поведение как вызов ее материнским талантам. Она боялась, что муж считает ее плохой матерью, и пыталась доказать обратное, критикуя любые его решения. Но это подогревало и чувство вины в ней самой. В отпуске по уходу за ребенком Минди пробыла ровно шесть недель, после чего вернулась на работу. Втайне она вздохнула с облегчением, вырвавшись из домашней каторги и буквально сбежав от младенца, который требовал столько внимания, что это пугало, и пробудил в ней такую любовь, что это приводило ее в ужас. В конце концов они както приспособились, подобно большинству родителей, а младенец, появившийся на свет благодаря их общим усилиям, занял в их жизни такое огромное место, что вытеснил всякую вражду между ними. Впрочем, Джеймс до сих пор трясся над Сэмом как над фарфоровой вазой.
«Я не достигла всего, о чем мечтала, и начинаю понимать, что скорее всего моим планам не суждено осуществиться, — печатала Минди. — Пожалуй, я смогу с этим смириться. Видимо, значительно больше я боюсь того, что когданибудь придется отказаться от погони за счастьем. Кем я стану, если позволю себе просто быть собой?»
Минди разместила свой блог на вебсайте. Вечером, вернувшись домой, она поймала свое отражение в потемневшем зеркале возле лифта и, занятая своими мыслями, подумала в первое мгновение — кто эта уже не молодая женщина?
— У меня для вас пакет, — сказал ей швейцар Роберто.
Пакет оказался большим тяжелым свертком, адресованным Джеймсу. Минди изо всех сил удерживала его локтем, возясь с ключами. Зайдя в спальню переодеться, она бросила сверток на неубранную постель. Увидев, что он прислан из офиса Редмона Ричардли, она решила, что это может быть важно, и открыла пакет. Внутри оказались три экземпляра гранок новой книги Джеймса, причем в переплетах.
Она открыла первый, пробежала два абзаца и отложила, чувствуя себя виноватой. Прочитанное оказалось гораздо лучше, чем она ожидала. Два года назад она одолела половину чернового варианта романа Джеймса и испугалась так, что не смогла продвинуться дальше: ей показалось, что книга неудачная. Не желая задеть чувства мужа, она объяснила, что не любит произведений на такие темы. Джеймс поверил, поскольку он писал исторический роман о Дэвиде Бушнелле, историческом лице, изобретателе подводной лодки. Минди подозревала, что Дэвид Бушнелл — гей, раз он так никогда и не женился. Бушнелл жил в восемнадцатом веке, а тогда холостяков обоего пола многие считали гомосексуалистами. Минди спросила Джеймса, собирается ли он рассказать о подлинной ориентации Дэвида Бушнелла, но Джеймс неодобрительно посмотрел на нее и отрезал — нет. Дэвид Бушнелл был эрудитом. Деревенский мальчишка оказался математическим гением, поступившим в Йель и разработавшим не только субмарину, но и подводные мины, которые, впрочем, срабатывали через раз.