В гримерку заскочил Алан.
— Все готово, только вас ждем, — сказал он Шиффер.
— Иду. — Она встала с кресла.
— Шиффер Даймонд уже идет, — сообщил он комуто в микрофон.
Они прошли по короткому коридору, затем миновали строительный отдел. Две высокие металлические двери вели на одну из съемочных площадок. На выходе из лабиринта серых фанерных стен был натянут белый экран, а перед монитором составлены складные парусиновые стулья. К Шиффер приблизился режиссер Аза Уильямс, сухопарый бритоголовый мужчина с татуировкой на левом запястье, снявший, как она знала, множество телесериалов и два популярных полнометражных фильма. Прокладывая себе путь в привычной толчее съемочной площадки, Уильямс едва сдерживал любопытство: что за штучка эта Шиффер — капризная дамочка или настоящий профессионал? Она же держалась приветливо, но слегка отстраненно.
— Вы знаете, что надо делать? — спросил Аза. Шиффер пригласили в кадр. Попросили пройтись перед камерой. Повернуться направо. Повернуться налево. У камеры села батарея. Пока ее меняли, все четыре минуты ждали. Шиффер отошла в сторону и остановилась за складными стульями, откуда был слышен разговор исполнительных продюсеров с руководителями канала:
— Все еще есть на что смотреть.
— Да, она выглядит прекрасно.
— А помоему, бледновата.
Ее послали обратно в гримерную сделать лицо поярче. Сидя в кресле, она вспоминала тот далекий день, когда Филипп постучался в дверь ее трейлера, не в силах пережить, что его фильм назвали паршивым.
— Если вы считаете мой фильм плохим, зачем согласились на роль? — спросил он.
— Я не говорила, что он плохой. Я назвала его паршивым. Это большая разница. Нельзя быть таким чувствительным, если хочешь выжить в Голливуде.
— Кто это сказал, что я хочу выжить в Голливуде? И почему вы считаете меня чувствительным?!
— Что вы вообще знаете? — пренебрежительно говорил он позже, когда они сидели в открытом гавайском баре у отеля. — Это только второй ваш фильм!
— Я быстро учусь, — отозвалась Шиффер. — А ты?
Он заказал две текилы, затем еще две. Потом был стол для пула у дальней стены бара, где они под любым предлогом старались якобы случайно коснуться друг друга. И вскоре — первый поцелуй, возле туалета, расположенного в маленькой хижине. Когда она вышла, Филипп ее ждал.
— Я все думаю над вашими словами о Голливуде.
Шиффер прислонилась спиной к грубой деревянной стене хижины и засмеялась:
— Не нужно считать все, что я скажу, святой истиной. Иногда я болтаю всякий вздор, просто чтобы послушать, как это прозвучит. Разве это преступление?
— Нет, — согласился Филипп, упершись рукой в стену над ее плечом. — Но я никогда не буду знать, когда ты говоришь серьезно.
Она смотрела на него снизу вверх, откинув голову назад, хотя Филипп был ненамного выше — максимум дюймов на шесть. И както само собой получилось, что его рука скользнула ей за спину и они слились в поцелуе. Его губы были удивительно мягкими. Вздрогнув, они отпрянули друг от друга, вернулись в бар и выпили еще текилы, но, раз перейдя границу, вскоре уже целовались, не в силах оторваться друг от друга, пока бармен не сказал:
— Сняли бы номер, как люди.
Шиффер засмеялась:
— О, у нас уже есть номер!
У нее в комнате начался долгий восхитительный процесс взаимного познания. Когда они стянули верхнюю одежду и прижались друг к другу, прикосновение кожи к коже стало как откровение. Некоторое время они лежали в обнимку вроде школьников, у которых впереди все время мира и незачем торопиться, затем начали прелюдию — его пенис касался ее тайных мест через белье. Всю ночь они гладили друг друга и целовались, дремали и просыпались, счастливые оттого, что лежат рядом, и вновь начинали целоваться, и уже на заре нового дня, когда им показалось, что они давнымдавно знакомы, он наконец вошел в нее. Первое проникновение было таким поразительным и волнующим, что Филипп замер, и оба медленно осознавали чудо слияния двух тел, идеально подходящих друг другу.
В семь утра начинались съемки, но в десять, во время перерыва, Филипп уже был в ее трейлере, и они занимались любовью на маленькой кровати с простынями из полиэстра. В тот день они уединялись еще трижды, а во время обеда со съемочной группой Шиффер сидела, перекинув ногу через его колени, а Филипп запустил руку ей под футболку и поглаживал восхитительную кожу тонкой талии. Вся съемочная группа уже была в курсе, но романы в их кругу считаются нормой в обстановке интимной напряженной работы, когда рождается новый фильм. Обычно интрижки заканчиваются одновременно со съемками, но Филипп приехал в ЛосАнджелес и поселился в бунгало Шиффер. Как любая молодая пара, они играли «в домик», открывая для себя прелесть партнерства, когда обыденное казалось новым и даже поход в магазин становился приключением.