— Вырвался. А чего ты меня не встретил? Телеграмму получил?
— Нет.
— Я так и знал.
— Собственно, может быть, она в ящике лежит. Я, брат, тут последние дни как зачумленный, не до ящика. Тома в больнице, наряды закрывать срочно, кричат: «Давай колонны, а то голову оторвем». А тут вот еще, — Леонид кивнул на забинтованную кисть, — пальцы под пилу сунул.
— Отрезало? — в ужасе спросил Антон.
— Что ты! Чиркнуло по мякоти у самых ногтей. Токают, проклятые.
— Ну-ка! — Антон тронул руку. Кровь просачивалась через повязку. — Ох ты!
— Пустяк. Слушай, чего ты мне про стариков-то ничего не скажешь? Как мама?
— Хорошо.
— Все так же строга, да?.. А батя все потихоньку побаивается ее? — Глаза Леонида блестели в радостной лихорадке. — Это здорово, что ты примчался!.. Только чего мы с тобой, как дураки, на полу сидим? Ну-ка — оп! — Он рывком поднялся, включил свет, захлопнул дверь и передернул плечами. — Что-то прохладно.
— Тебя знобит. У тебя жар.
— Да брось ты! Слушай, давай-ка затопим печь да почаевничаем. Я ведь тут без Томы впроголодь.
— Она еще там?
— Там.
— Долго. А знаешь, как мы телеграмму получили?
— Стоп, Антон! Я жуть как хочу все знать, но давай разговоры на потом. Мне надо, чтоб все с толком, со смаком. А сейчас — пожрать бы!.. Хотя боюсь, что сусеки наши… — Леонид зашарил в столе. — Хотя вот сайра в масле, хлеб… прошлогодний… Нет, жуется! Можно редиски нарвать… Ах да, в куртке сосиски.
— Да у нас же полно еды! — воскликнул Антон и кинулся к рюкзаку, начал выставлять на стол разноцветные банки.
— У-у… Не все сразу, Антон. Так можно убить человека, не евшего с утра, — постанывал Леонид, перебирая банки и принюхиваясь к ним. — Черт знает что!.. Где чай? Очередная задача Советской власти — запалить печь и заварить атомный чай! Пошли колоть дрова.
На дворе смеркалось. Где-то там, за лесами, за долами, солнце уже село, но поселок еще жил рассеянным светом, отраженным от белых круглых облаков, которые, как спутники, нарочно созданные для продления дня, преданно двигались над землей.
Леонид скинул с поленницы, сложенной под навесом, несколько крупных поленьев, поставил одно на попа и жестом пригласил: коли. Топор скользнул боком, вырвался из рук и ударил Антона топорищем по ноге.
— Эх ты, страна Лимония!.. Стоп, стоп! Хватит в доме и одного калеки, — проворчал Леонид и принялся рубить сам, левой рукой.
Антон потащил беремя в избу.
— Ну-ка вверни. Поярче. — Леонид подал большую лампочку. — Устроим торжественный прием заморскому гостю, представителю страны Лимонии.
— Что это за страна? — усмехнулся Антон.
— О-о, это знаменитая страна, где труд считается позором и за работу судят, где сто гудков, и все — на обед.
При ярком свете комната стала приглядней. Заблестели свежевыстроганные дощечки книжной полки, висевшей против стола. Книги так стиснули белый бюст Льва Толстого, что старик повернулся бочком и даже будто нарочно бороду к плечу сдвинул, чтобы книгам дать больше места. Между кроватью и шифоньером на маленьком стульчике стоял в футляре баян. Над ним висел пюпитр, сделанный из проволоки. Бревна изжелта поблескивали, из пазов там и тут торчал и висел мох. Толстенная балка над головой, должно быть, торчала даже наружу, пронзая весь домишко, как вертел жареную утку.
На притолоке Антон заметил плакатик, написанный от руки красными латинскими буквами.
— Что это? — спросил он и тут же прочитал — «¡Vivid у ayudad a vivir!» Правильно?
— Почти. Эр не надо на английский манер, ближе к русскому, раскатисто — эр-р!.. Это по-испански. «Живите и помогайте жить!»
— По-испански?.. С чего бы вдруг?
— Как это вдруг? Ты забыл, что Тома — на третьем курсе иняза, на испанском отделении?
— А ты писал?.. Ты просто писал, что она студентка. А она, значит, испанка?! Здорово!
— Вот так, братунчик. Между прочим, весьма красивый язык. — И Леонид, помахивая здоровой рукой, пропел:
— Кубинский гимн, знаю, — с важностью сказал Антон, — У нас школьный хор его пел, по-русски, правда. А я подбрякивал. Ничего звучит. — Антон поднял голову и перечитал плакатик. — А почему два восклицательных знака, и передний — вверх ногами?
— Так уж у них заведено. И с вопросительными так же.
— Забавно… А ты что, тоже учишь?
— Мимоходом. Само запоминается. Тома ведь день и ночь бубнит, чтоб не отстать от своих. Кстати, если хочешь ей понравиться, вызубри несколько фраз и вверни их к месту. И все — любовь обеспечена.