Прошуршав по гравию насыпи, катушка упала, пальцы разжались, и Антон сполз ниже по откосу. Подергав ногами, он освободился от пут, но при попытке встать даже на четвереньки завалился — мир плыл вокруг и опрокидывался вместе с ним. Наконец Антон поднялся и, с опаской делая каждый шаг, словно под ним колыхалось болото, направился к дороге, где смеялась Света, что-то разъясняя Тигре и показывая на него пальцем.
Глава девятнадцатая, в которой раскрывается тайна мосье Монгольфье
Поташнивало. Антон попросил девочку сбегать за ремнем, а сам отправился домой. Не окликнув Тому, мывшую рыбу под краном и что-то негромко напевавшую не то по-русски, не то по-испански, он прошел в свою кладовку и мешком, с холодным потом на лбу, повалился на раскладушку.
Проснулся Антон в глубоких сумерках и некоторое время лежал не шевелясь, силясь понять, что наступает — утро или ночь. Где-то рядом разговаривали.
— Да ты не бойся. Вместе сходим объясним. И мама заступится, — проговорил Томин голос.
— Ага, заступится, — ответил сердитый, грубовато-надтреснутый голос Светы. — Я уже раз теряла, так папка меня ого-го как отлупил, и мама даже не заступилась. — Девочка или только что отплакалась, или собиралась плакать, — в ее горле чувствовался комок, мешавший ей говорить, так что одни слова получались почти шепотом, а другие — неожиданно громко.
Антон поднялся.
От закатного костра осталась горстка углей, которые на глазах притухали, подергиваясь пеплом облаков. Темнота, чудилось, залегла где-то за спиной или за домом, по-львиному перебирая лапами и шевеля хвостом, готовая прыгнуть и поглотить мир.
— А вот и Антон, — сказала Тома.
— Я, кажется, заспался… Света, где мой ремень?
Тома пошарила за косяком.
— Вот… Ты же мог убиться на этом колесе.
— Мог, — легко и радостно согласился Антон, — но не убился. Ты чего опять плачешь, Свет?
Света всхлипнула, за нее ответила Тома:
— Она ключ потеряла… Скоро мать с отцом придут, а это единственный ключ.
— Как же так, на веревочке и — потеряла?
— Я не потеряла. Я сперва думала, что потеряла, а потом искала-искала и вспомнила, что оставила. Сняла и повесила. И забыла.
— Так иди и возьми.
— Ага, возьми. В лесу!
— Антон, знаешь, где она оставила ключ? — спросила Тома со странным оттенком значительности. — В «Птериксе».
— Где? — Антон вздрогнул.
— В вашем «Птериксе».
— Не может быть!.. Откуда вы знаете про него?
— Знаем, — спокойно ответила Тома. — Ты думаешь, кто вам писал письма?.. Леня.
— Не-может быть! — опять вырвалось у Антона и, смутившись этой попугайской реплики и даже мотнув головой: мол, нет, не так я хочу выразиться, добавил: — Это неправда!
— Правда, Антон… Вас выследила Света и рассказала нам — вот и все. И письма носила она же… Мы хотели до последнего момента не открываться, но видишь, как получилось.
— А фантики? — перебил Антон. — Твои были?
— Мои, — ответила девочка. — Меня тетя Тома угостила.
Она уже успокоилась. Ее, маленькую, в сером платье, сидевшую, поджав ноги, на пороге у косяка, было еле видно. И эту ее незаметность Антон никак не мог связать с тем, что она сделала — обвела вокруг пальца двух молодцов. Он вдруг рассмеялся, представив, какой подковой выгнутся губы Салабона, когда он услышит эту новость. В этом смехе звучало и злорадство — дескать, вот тебе, получай, раз ничего не хотел слушать. А изнутри уже поднималась радость оттого, что все получилось так просто, что тем добрым и умным человеком, познакомиться с которым было так заманчиво и любопытно, оказался неожиданно Леонид и что их вертолету и в самом деле никто и ничего не угрожает.
— Ну, Антон, что же делать? — спросила Тома. — Как быть с ключом?
— Дай мне, пожалуйста, кусок хлеба.
Слова Антона прозвучали так, словно он, будучи магом и волшебником, намеривался тут же показать непросвещенной публике, как кусок хлеба превращается в ключ.
Тома переспросила:
— Хлеба?
— Пожую дорогой. Пойду за ключом.
— Ага, пойдешь — вон как темно, — сказала Света.
— Вот потому и пойду, что темно, — сухо отчеканил Антон. — Было светло — и сама бы побежала.
Антон заскочил в кладовку, вдел в штаны ремень, накинул куртку, взял фонарик и вернулся. Молча сунув хлеб в карман, он включил фонарик и, наступая на желтый круг, пошел. У ворот он приостановился, спросил, сколько времени в его распоряжении, и, сказав, что успеет, пропал за забором.