Некоторое время группа шла в тишине. Эйми прикрыла глаза и посмотрела на небо. Солнце давно миновало зенит, и, вероятно, свет скоро начнёт меркнуть. Ей вовсе не улыбалось находиться в мёртвом городе после наступления темноты, но и проводить ещё одну ночь в лесу тоже не хотелось.
– Я не верю, что этот человек спятивший, каким кажется, – прошептал Эйми священник Элайны. – Он и впрямь может оказаться таким старым, как эти развалины.
– Чёрт возьми, будем надеяться, – тихо сказала Эйми.
– Почему?
– Потому что если он не бессмертный, то ни один из нас понятия не имеет, куда мы идём.
Насчёт света она оказалась права. К тому времени, как они добрались до храма, последние лучи света скрылись за гигантскими зданиями. А хуже того были длинные тени, превратившие простые дверные проёмы в тёмные бездны, прячущие сотни ужасов. Там было и ещё что-то. Эйми не могла избавиться от назойливого ощущения, что за ней наблюдают.
Ощущение было странным, словно между лопатками по коже ползали насекомые, и она всегда чувствовала, как за ней следят незнакомые глаза. После стольких лет работы в таверне в окружении пиратов, она привыкла доверять предчувствию.
– Это он? – недоверчиво спросил Смити.
– Да, – с улыбкой ответил Кеббл. – Храм Благодати.
– Благодать? Это имя бога?
Кеббл покачал головой.
– Его настоящее имя я произносить не буду.
– Почему? – спросил Павел.
– Потому что я последний из живущих его помню, и предпочитаю, чтобы оно оставалось утраченным и забытым. – Кеббл рассмеялся. – Я немного зол.
По сравнению с окружавшими зданиями, храм был приземистым. Длинный, широкий, и поднимался всего на несколько этажей. Его увенчивал купол крыши с широким выступом, который поддерживали колонны, поднимавшиеся из земли. Лианы цеплялись в здание, словно пиявки – они, извиваясь, поднимались по колоннам, заполоняли окна, но всё же, никаких повреждений на здании не было видно.
Эйми оглянулась на ближайшие строения, а потом снова посмотрела на храм.
– Остальные здания лианами не покрыты, – тихо сказала она. – Так почему покрыт храм?
Остальные выглядели так же озадаченно, и даже Кеббл ничего не ответил на вопрос.
– Мне это не нравится, – продолжала Эйми, снова чувствуя, что за ней наблюдают. – Что-то здесь не правильно.
– Заткнись, сука, – проворчал Смити. – Кэпа здесь нет, никто по пизде не похлопает, а за главного тут я. Сокровища там, и туда мы и идём. И хуй мы свалим из этой жопы без какой-нить оплаты.
Эйми взглянула на Кеббла. Бессмертный в ответ едва пожал плечами. Последний свет быстро мерк, и Эйми понимала, что если они пойдут в храм, то вернутся уже глубокой ночью.
– Тогда зажжём факелы, – сказал Смити после того, как все долго стояли, явно не желая идти дальше. – Держитесь вместе и смотрите в оба – ищите всё, что хоть чего-то сто́ит, ясно?
– Я подожду здесь, – сказал Кеббл.
– Хуй-то там, приятель, – отрезал Смити, тут же набычившись на стрелка. – Только ты знаешь, где там это дерьмо. Ты нам там нужен.
Кеббл медленно покачал головой.
– Никогда больше моя нога не ступит в храм этого бога. Именно этот ублюдок меня проклял. И к тому же, готов поспорить, вам без меня будет безопаснее.
– И что это значит?
– Это значит, что я подожду здесь.
Смити заворчал и пошёл прочь.
– Можно я тоже подожду здесь? – дрожащим голосом сказал Джотин.
– Нет! – закричал Смити. – Все остальные идут за мной. Живо.
К входу в храм вела небольшая лестница, всего из восьми ступеней, и, чем выше Эйми поднималась, тем хуже было предчувствие. Даже мерцающий факел, который она несла, никак не укреплял её храбрость. Просто со всем городом было что-то не так, и здесь это чувство только усиливалось. Один взгляд на остальных в группе сказал ей, что все чувствуют то же самое. Даже Смити выглядел взволнованным, и крупные капли пота выступали у него на лбу.
Дверь в храм была сделана из камня, и выглядела невредимой, как в день создания. Не видно было замка́ – только множество изображений, вырезанных на поверхности. Эйми не узнала ни одного символа, и у неё не было времени их изучить. Смити передал факел Джотину, приставил к двери ладони и надавил. Тишину разрушил скрежет камня по камню. Звук казался неестественно громким, эхом разносясь по городу позади.
Когда дверь медленно остановилась, все до единого вглядывались внутрь, и эмоции каждого были очевидны – от лёгких сомнений до совершенного ужаса. В помещении за дверью было темно, как ночью, и зловеще спокойно. Долгое время все смотрели внутрь, напрягая глаза и уши, и никто не хотел заходить первым.