Акхас положил конец не один год бушевавшей войне, а вместе с ней владевшему всё это время людским рассудком безумию.
Оставив немногочисленных выживших сожалеть о содеянном ими и их соплеменниками, неведомая сила, таящаяся в недрах Акхаса, дала возможность людям начать новую мирную жизнь, ценность которой они точно впервые смогли осознать.
Вскоре пережившие гнев Акхаса кочевники смогли найти своё новое призвание. Бывалые путешественники, они первыми решились наладить пешее сообщение между селениями. В тяжёлых условиях изнуряющей Акхасской жары отважные кочевники, полагаясь на прежний опыт и внутреннее чутье, бесстрашно прокладывали сначала ближние, а затем и дальние, особо сложные маршруты.
И хотя многие первопроходцы, обманутые хаотично мигрирующими дюнами и непроглядной ночной темнотой, сбивались с пути и навечно исчезали в бескрайних песках, оставшиеся, учась на ошибках и успехах соплеменников, становились профессиональными проводниками по непомерно разросшейся пустыне.
Местные высоко ценили непростую и опасную работу кочевников, но из-за страха погибнуть в пути редко соглашались идти вместе с ними, предпочитая передавать через опытных путешественников важные послания и товары в другие поселения.
Так, постепенно, помимо искусства странствий по пустыне, кочевники начали постигать торговое ремесло, обретая и передавая потомкам хорошо знакомые нам умения и традиции.
– Выходит, люди сами виноваты в своих несчастьях? – застенчиво спросил Иям.
– Мы вот, видимо, хорошенько провинились, – сквозь зубы недовольно прошипел Эмиль.
– Не знаю, Ям, – ответил Базель младшему сыну, игнорируя слова Эмиля. – Думаю, всё не так просто. Порой события происходят словно сами собой.
Случается так, что всё привычное вокруг рушится в одночасье без всякой видимой причины…
VIII
Первые часы Иллай, как никогда быстро и уверено, продвигался по пустыне, воскрешая родительскую надежду на то,что он может выздороветь и продолжать жить кочевником.
Обрадованный отец, по привычке экономя силы, не спешил идти быстрее, чем того требовал план путешествия; к тому же он хотел дать внезапно окрепшему сыну впервые побывать в роли проводника.
Но время шло, и жар Акхаского солнца помноженный на запредельную для Иллая нагрузку сделали своё коварное дело. Болезнь вновь дала о себе знать.
Не желая признавать поражения, Иллай, не сбавляя шага, продолжал взбираться на очередной бархан, но идущему позади отцу было видно, как прежде ровная траектории подъёма теперь заплеталась по склону зигзагом.
Базель молча двигался по следам отца, он старался не думать о том, верно ли он поступил, начав роковой разговор посреди пустыни, простит ли когда-нибудь брат его предательство, что ждёт их семью дальше. Он просто шёл, безвольно, как марионетка, переставляя ноги в такт родительскому шагу, не чувствуя невыносимого пекла и усталости, точно погрузившись в полутранс Базель крутил в голове лишь одну мысль: «Только бы добраться до Азбы».
IX
Шаг за шагом три фигуры в тёмных многослойных одеждах продвигались по нескончаемой череде песчаных дюн. С надеждой увидеть с высоты заветные хижины Факра начинали они свой подъём. Но каждый раз их взгляд упирался в новые песчаные холмы, и путникам ничего не оставалось, кроме как медленно спускаться по зыбкому склону, всё больше погружаясь в отчаяние.
Шаг за шагом они становились всё слабее. Мускулы их иссушил жар жгучего Акхаского солнца, не оставив в них, кажется, и капли живительной влаги. То и дело путники щурились под натиском песчаных ветров, норовивших выцарапать им тысячами мелких песчинок глаза, а после обтачивать до костей их тела, покуда те не будут навечно погребены под медно-красным барханом. И всё же, презрев эти страшные тяготы, ведомый безумной надеждой Базель продолжал идти с сыновьями вперёд.
Шаг за шагом они приближались к своей погибели.
X
Самое страшно время в Акхасе – предзакатные часы: в это время решается судьба путника. Дойдёт ли он, как планировал, до поселения или же погибнет, исчерпав отведённый ему на путешествие день, ведь сбиться с верного маршрута в этих нескончаемых песках очень просто.
Иллай не справился.
Он продолжал быстро идти, но делал это наугад. Каждый шаг отдавал ему в голову тяжёлом ударом, не давая возможности думать о чём-либо кроме боли.
Боль и злоба на своё немощное тело – в этом иступлённом страдании Иллай, казалось, обрёл себя и уже не хотел останавливать упоительное саморазрушение. Болезнь сломала его.