Чулым очистился, а на берегу туман все еще старательно прятал поселок. Белым половодьем затопил он и улицу, и огороды, только и были видны, что зеленые, сырые космы кривых ветел да влажные крыши домов.
Начальник забылся, глядел в окно. Совсем рядом высоко, раскидисто стоял на утоптанной лобовине берега его тополь и открыто дразнился крепостью своего ствола, которую дала ему налетная ярость речных сибирских ветров. Романов улыбнулся хорошему утру, своему тополю и тому, что сам не слабел, не гнулся на ветру трудной таежной жизни.
Тихон подписал бумаги и вспомнил о заботах. Забот хоть отбавляй. И свои, и Михайлова в придачу. Едва нарядил вчера Борис Кузьмич мужиков на лодки, да тут же и слег — опять занедужилось ему. Головой часто мается старик. По годам Кузьмичу бы уж и на завалинке сидеть, да война, замениться некем.
Такелаж, запасные троса — это самому в складе осмотреть. Как развидняет да малость обсохнет — ребятишек на рубку виц в черемуховый колок отвести… Потом по дворам побегать, упросить, чтобы картошки ведер двадцать продали — юльских-то кормить надо. В кухарки Петлину, пожалуй… Торговли у ней мало, а хорошие книжки про любовь не стареют…
Не ждал Романов Индукаева в этот час, а он явился с утра пораньше.
Принес старик в мягкую прохладу кабинета горчайший запах самосада и тихую улыбку на желтом скуластом лице.
Тихон давно, с ребячьих пор, завидовал остяку. За семьдесят Гаврилычу, а он до самой-то зимы космачом ходит, и никакая хворь его не берет!
Ремень на правом боку старика, что опоясывал синюю косоворотку, сильно провисал — держал в деревянных ножнах большой охотничий нож. С ножом Индукаев не расставался — обычай, привычка таежного человека.
— A-а, рад видеть! Нет уж, вот сюда, вот сюда, — начальник ринулся из-за стола и не на диване, а рядышком, на стул усадил старого остяка.
— Звали, что ли?
— Еще вчера наказывал, чтобы пришел. Спасибо, что не чураешься.
Индукаев давно уже не работал на сплаве, кормился со старухой разным промыслом: то рыбалкой, то охотой, то ягодами. Но в свободное время мастерски тесал на дому кокоры для лодок, делал весла — этим подрабатывал, да и сплавучасток нередко выручал. Теперь, в войну, это было особенно дорого.
Романов давно припас, а теперь выложил остяку тугую пачку махорки в желтой обертке.
— Бейска?
— Нет, не бийская. Наша, томская, тоже забористая! Я что послал-то за тобой, Гаврилыч… Кабы ты поработал, а? О мате слышал, говоришь?.. То-то и оно, что березу возить. Лодки делать будем, много лодок! Нет ли у тебя кокор в запасе?
— Оннако мал-мала есть, товарища начальник. У меня тамотка с весны ишшо сохнут.
— А греби тесал?
— Оннако и веслишки натесаны. Маленько токо.
— Ну, Гаврилыч, вот такое большое тебе спасибо! Давай работни еще!
— Ланна, ланна, товарища начальник! — остяк ответно маслился широким темным лицом. — Хлеп токо тавай, мой старуха совсем исхутал, старый юпка с прюха патат…
Тихон едва сдерживал смех. Этот Индукаев всегда себе на уме, всегда он подкинет что-нибудь веселенькое… Вот и сейчас лукаво посмеивался своими смородиновыми глазами.
— Договорились, Гаврилыч! Хлеба тебе до рабочей нормы добавим, будет твоей Настасье и новая юбка. Ступай востри топор, а заготовки где хошь выбирай — лесу по берегу много.
Начальник встал и проводил старика до выходной двери конторки. Такое уважение со стороны Тихона остяк особо ценил…
В третьем часу дня Романов был возле такелажного склада, где строили лодки. Тут его и нашел сынишка Дарьи Семикиной. Колька уморился от пробежки, дышал тяжело, с перехватом.
— Дядь Тихон, Швора послал…
— Это где ты ему дорогу пересек?
— Вицы дяде Саше плавлю с браткой.
— Ку-уда вам с браткой! Рыбу бы ловили, все матери подмога.
— А на ночь поставим переметы. Ты ж, дядь Тихон, на собрании-то помогать фронту просил. Пионер я…
Начальник отложил кокору, которую смотрел, и встал с новой, еще не осмоленной лодки.
— Ну, раз пионер, тогда конечно… Возите! Только из обласка не вывернитесь. Что наказал Швора?
— Говорит, что буксир идет, дым видать…
— И что же?
— Дядя Саша оказал, что сами догадаетесь.
Романов выпрямился, стал еще выше. Весело прищелкнул пальцами — понял, что значит дым над рекой. Да… Такое не часто выпадает… Как по заказу пароход!
— Ну, Кольша, спасибо! Лети к Шворе, передай, что догадался.
Парнишка убежал. Тихон огляделся. Рядом, на широких козлах, двое мужиков распиливали на доски длинные бревна; толстой веселкой перемешивала в большом котле разогретый вар Соня Заварзина; братья Чудновы: оба без рубах, дочерна загорелые, — бойко стучали молотками по желтому боку почти готовой лодки. Тепло пахло сырым деревом, дымом и варом.