Выбрать главу

— Теперь у кого хошь замозжат руки, — вмешался в разговор Павел Логачев. Ему было обидно за Романова. — Не летне время, не петровки — сентябрь дурит. Отдохни, Иваныч, мы и с Дарьюшкой управимся. Как, Фроловна?

Семикина почти обиделась:

— Спрашиваешь!.. Или я маленька!

Стыдно было вылезать начальнику из лодки. Лишь у Боровой, на яру, он немного успокоился, увидев, как много уже пощипали сплавщики лежащую на отмели мату и как явственно вырисовывается другая, на левом берегу Чулыма.

Промокший, ежась от ветра, быстро шагал Романов единственной улицей поселка. Постоянные сидельцы завалин дружно здоровались с ним, улыбались беззубыми стариковскими ртами: все-то по делам носится начальник — от заботник!

Недалеко от дома окликнула его Поля Кривошеева.

У Романова разом налились тяжестью ноги и стеснилось в груди. Надо было повернуться, а он не мог.

Время-то… Уж давно бы ей отнести почту в контору… За Мишку екнуло сердце. Стыдился Тихон своей тревоги за парня. А что он мог поделать с собой — брат ведь, своя родова, одна у них кровь. Случись — убьют, и до конца дней носить ему, большаку, вину перед младшим: по брони в тылу прокантовался, горькой судьбиной брата жив…

— Товарищ Романов! Не слышите, или как? Кричу, кричу, а он хоть бы што…

Тихон наконец обернулся, чуть ожил лицом:

— Шел вот, задумался…

Почтарка трусила от дома простоволосая, в старых галошах на босу ногу.

— Сижу за хлебовом, обедаю… Глянула в окно — начальник! В контору теперь и глаз не кажете.

«На кой она мне зубы-то заговаривает… Сразу бы ляпнула, и все тут!» — мучился Романов.

— Когда теперь сидеть! Сама, Поля, видишь, в каких я оглоблях…

— Знаю… — поджав губы, вздохнула Кривошеева. — И то знаю, товарищ начальник, об чем вы пока ни сном ни духом…

Тихон уже заметил, что женщина все это время держала левую руку за широкой спиной.

«Так и есть! Похоронку прячет…» Он не выдержал, чувствуя противную сухость во рту, прохрипел:

— Кому?

Кривошеева огляделась по сторонам, сказала виновато:

— Семикиной.

— Дарье?! Не может быть! Дай-ка сюда… Романов рванул угол конверта.

— Я сам отдам Дарье.

Поля вскинула скорбные глаза на начальника и испугалась. Тихон едва не плакал, сухие его губы тряслись.

— Отдайте… — тихо согласилась она. — Мы ж сговорились, чево там!

Дальше Романов брел сам не свой.

Вот и не стало дружка, и канул…

Прошлой осенью охотились, белковали вместе. И будто чувствовал Алеха, что последний раз он в родной тайге. Походя, скрытно — только Тихон-то все равно примечал — прощался Семикин с ней. Видно было это по тому, как оглаживал мужик старые, знакомые кедры в глухом урмане, как черпал воду безымянного озера возле замшелой охотничьей избушки… И позже, когда новобранцев увозили в район… С такой смертельной тоской глядел Алексей на поселок, на желтые осенние леса, на притихший, сумрачный в тот час Чулым…

Нет больше дружка!!!

Как ты там умирал, Алеша? Дано ли было тебе осознать смерть, успел ли ты своим последним предсмертным сознанием хоть что-нибудь вспомнить из того, что было твоей нехитрой лесной жизнью?

Подхватит твой крик Дарья… Она так любит тебя, так ждет! И навсегда западет страшный материнский крик в детские души Кольки и Веньки. Осиротели ребятки…

Значит, пал смертью храбрых… Все они там, на фронте, падают смертью храбрых… Только родным от этих писаных слов не легче. Никакие слова казенной бумаги не утешат, не заменят Дарье Семикиной ее мужа!

Чьи двери рукой Поли Кривошеевой откроет смерть завтра, послезавтра?..

И кому из поселковых женщин опять давиться горевым криком, рвать на себе волосы и биться в жутком причете — кому?!

Кому-у?!

3

Дома, только фуражку снял, раздалось по доскам ограды тяжелое шарканье сапог, и в кухню ввалил председатель Фоминского колхоза.

Прокаленный за лето солнцем, весь в поту — грубоватый, угловатый, как он, дружок, вовремя объявился, какой он сейчас желанный. Припасть бы к нему на грудь да выплакаться, как перед отцом.

— Э, свята душа на костылях!.. — радовался Романов.

— Каки костыли!.. Покуда на своих двоих топаю.

Рожков был весел — всегда он такой при встрече. Подошел, коротким взмахом рук сборил на спине пропотевшую армейскую гимнастерку.