Былин усмехнулся.
— Кому? Тебе?.. А тебе надо бы хлебную карточку выдать дезертиру. Остальным Кожанов сам у вас, ротозеев, разживется. Печать, штамп где хранишь?
— Да в сейфе. Ночью сторож магазина рядом… Миша, доложил бы ты в район… Трое у нас фронтовиков, никто из них и шагу к озеру не сделал, проверил я. Откуда там новая пуговица?
— Спасибо, надоумил! — Былин порывисто встал и заходил по кухне. — Знаю, наказывали мне, что обязан доложить в случае чего… Но вдруг нет Кожанова на Долгом? Нет, и все тут! Всполошу своих, а после и красней. Нет, погожу! Хотя пуговица-то, черт! Слушай, Тихон, бери ружье, сходим на озеро. Ежли он там, дезертир, мы его сразу схапаем. Рыбу придет ловить…
— Куда мне! — решительно отмежевался Романов. — Я ж не сам по себе, мата на реке держит. Нет, нельзя!
— Пойду один! — рубанул ладонью Былин.
— Не городи хреновины, Мишка! А вдруг Кожаков с оружием. Ему терять уже нечего…
Былин вернулся к столу, снова присел на табурет. Коротко взглянул из-под густых бровей.
— Навряд ли… Ну, пусть! Я же не с тросточкой к озеру пойду… Чего-чего, а пулять умею — это ты знаешь.
— Записку напиши, мало ли что…
— Черкну. Через неделю-полторы не покажусь — сообщи в район. А теперь расскажи-ка о Долгом… Лосиное болото, оно большое?
— Ты же здешний. Что, озера не знаешь?
— Раз всего и доводилось быть. Да когда это было…
Романов сидел с Белобородовым и посматривал, как тот ловко отстукивал радиоключом текст очередной рабочей сводки директору сплавконторы.
Иванову в пору бы и хвалить борчан, да скуп он на похвалу. Сорок семь тысяч кубов леса уже отправил участок рейду сплавконторы… План навигации почти выполнен, а впереди еще половина сентября и сколько-то октябрьских дней до ледостава…
— Директор говорить хочет! — радист кончил передачу и, расслабляясь, откинулся на спинку стула.
Иванов говорил в микрофон, ответные слова начальника сплавучастка передавались ключом.
…Шум и треск ворвались в комнату, высокий нервный голос директора барахтался и увязал в гуще радиопомех.
— Романов… Ты слышишь, а Романов?! С матой как?.. Неделю, неделю тебе сокращаю. Понимай как приказ!
Неделю — это еще куда ни шло…
— Мату отправим досрочно! — отстукивал Белобородов ответ начальника. — С тросами плохо, обрывками донки вяжем.
— Выкручивайся, выкручивайся! — еще выше поднимал голос Иванов. — И смотри, если на перегоне до рейда порвет мату…
…Опустив голову, Романов шел домой завтракать — Иванов страдал бессонницей и начальников сплавучастков поднимал на разговоры рано.
У ларька остановил насмешливый женский голос:
— Что не весел, что буйну голову скособочил? Или схлопотал накачку?
Тихон выпрямился, поднял голову. Перед ним, закрываясь воротником пальто от ветра, стояла Никольская и осторожно улыбалась.
— Вот, за хлебом насущным ходила… А ты, вижу, от Белобородова пыль топчешь. За что же тебя Иванов качал?
Начальник был рад встрече с учительницей. Только ей и признаться, облегчить душу.
— Может, в контору зайдем?
— А зайдем! У меня никто не кричит, ложкой по столу не стучит — бобылка несчастная.
В кабинете Олимпиада Степановна выслушала рассказ о «накачке» и нарочито рассмеялась.
— Держись, работай, тебе июни распускать некогда. Ну, а теперь ругать намерена…
Тихон упер кулаки в стол, набычился:
— А, валите уж до кучи…
— У тебя что это за словесные дуэли с Корневым пошли? Нашумел ты на мужика и раз, и другой.
— Жаловался?
— А вот представь, что и нет. Пришел вчера денег взаймы просить, он и раньше забегал. Вижу, какой-то издерганный, слово за слово и рассказал. Долго мы вчера чаевничали и многое перелопатили. До того договорились, что завтра Федор к Михайлову, на лодки, выйдет. Сбегал уже к Нефедихе, успросил ее на конюшне сидеть. Жди, они придут сегодня к тебе, объявят. Тихон ты мой, Тихон… Надо понять, что и в каждом взрослом всегда ребенок живет. А с ребенком как… Он больше на ласку отзывчив. Ты кинул горячее, лобовое слово Федору, Федор — тебе, и вот не вышло у вас согласья. Ну, теперь-то вроде согрелся душой человек…
— Так, Феденька, та-ак! — шумно радовался Романов. — Не зря, значит, и я тебя обхаживал…
Учительница встала с дивана, поправила на голове старенький серый берет.