— И эти вырядились в штаны. И сапоги смазали — молодцы. Люблю, когда дегтем пахнет — наш, лесной дух! Значит, надоело на берегу, в воде побулькаться захотели…
— То и штаны напялили, — махнул рукой Пайгин и подергал себя за полы фуфайки. — Тихон Иванович… Хошь не хошь, а снимай с воротушки и посылай на тюльку. Вчера кружались, кружались возле «пьяной бабы», все жилы повытянули, а проку ни шиша! Совсем закидало плитки песком. Кой-как одну и выдернули.
Тихон непритворно вздохнул:
— Да знаю! Видел, что упирались без толку. Раз так — ступайте на реку. Лодки только беречь!
Пайгин не уходит, мнется возле начальника. Наконец поднимает свои заботные глаза.
— Со сплотки-то седни всех ты снял… Как же мы со своей-то матой?
— У нас не береза! Поднажмем, отправим до ледостава лес.
…Лоцман Бекасов, по обыкновению, ходил степенно, враскачь и сильно махал руками. Поглядеть — от комарья отмахивается мужик. В больших сапогах — Тихон свои запасные отдал — торжественно сошел с яра вниз.
— Тихон Иваныч, припозднился я… Не серчай! Тебя искал: в контору бегал. Сказали, что фоминские девки приплыли. Думаю, беседоват для началу…
— Чего хотел? О деньгах я помню. Распорядился, всем завтра аванс выдаст Клевцова.
— Ну, спасибо! Тут завертелось такое в голове… Проснулся ночью, она и засвербила, мысля-то. Теперь мы кажду тюльку из песка выколупываем, из воды тянем. А как дать Чулыму пропуск, сквознячок устроить? Пе-сок-от шибко не захряс под матой, поди-ка, плотно еще не уселся…
Романов взглянул в голубые глаза Бекасова, на его черное задубелое лицо и насторожился. Никифор переступал с ноги на ногу, радостный, тыкал в Чулым рукавицей и простуженно, сипло говорил:
— Глянь, стрежнина в хвост маты бьет. А скопнем там берег — Чулым и ударит в обходный рукав. Ей-ей заскоро слизнет песок из-под маты!
— А если начнет мыть только берег?
— Мы щиты поставим! Вода-то, отбивкой, волей-неволей свиснет под лес.
— Ну, Яковлевич, вроде дельное ты придумал… Спасибо! — Тихон повеселел. — Вот только щиты нас задержат. Мужики и на лодки пилить лес едва-едва успевают.
— Э, Тихон Иванович… — Бекасов хлопнул себя по бедрам. — Голь на выдумки хитра… Собрать ворота от бараков, от конного двора. С пяток полотен и надо-то. Соединим слегами. Не весенний напор — выстоят!
Вот новая забота: собрать ворота и к Чулыму подвезти.
Где людей взять? Где?!
Пометался в мыслях Романов и — неча делать — потопал к команде мастера Михайлова.
…У такелажного склада — большого дощатого сарая, что за поселком, — шумно. Чуть свет слыщится оттуда стукоток и тонкий, нажимистый визг пил. Выйдет утром начальник на улицу и по перестуку молотков, по высоким голосам пил точно определит, сколько человек работает и что каждый из них делает. Нынче, слышно, прибавился рабочий, и Романов недоумевает: кого это Михайлов выискал?
На катках у братьев Чудновых поднимается почти готовая лодка — бросается в глаза белизной гнутых ребристых бортов.
С распаренным лицом, без фуражки подходит Михайлов. В ложбинах глубоких морщин его блестят ручейки пота.
— А я-то думаю, откуда он человека раздобыл? Не в ваши годы топором махать, Борис Кузьмич.
— Помашу еще… Перекур или как?
— Вы тут командуете, мастер. Пусть охолонут, тоже надо.
Шагают вперевалку к штабелю досок Чудновы, за ними тянутся молчаливые пильщики досок, прямится в походке Федор Корнев. Одна Соня Заварзина продолжает заливать швы новой лодки густым черным пекваром.
Тихон оглядывает лица рабочих. Это становится для него привычкой. Боится он увидеть у кого-нибудь ту, последнюю, усталость, за которой начинается равнодушие к работе.
Тихон доволен: лица рабочих усталые, голодные, а взгляд светлый. У Корнева отечные мешки в подглазьях почти не видны. «Э, брат, на людях-то на поправку пошел! — радуется про себя Романов. — Совсем, было, на конюшне сдал… Маленько еще подкормить тебя, и захочешь ты жить, хрен таковский…»
Мужики курят крепчайший самосад. Тот самый, который с девятой гряды от бани, как говорят они.
— Иванов опять вызывал меня на переговоры… Жмет и спуску не дает!
— Ихо дело таковско — знай командуй! — усмехается в бороду Корнев. — Для кого земля вертись, а мы, работнички, за колышки держись…
— Удержимся, хватит силы, Федя… И никакой Гитлер нас не окинет! — ловко переводит разговор на другое начальник. — А что касается Иванова, трясут директора за березу будь-будь… Говорит, волос седой в голове пошел… Ну я к вам не попусту… — И Тихон объясняет замысел Бекасова. — Ты, Федор, и вы, ребята (Чудновы согласно кивают черными головами), после обеда туда, к Боровой, значит… Попробовать надо, а то каждый день кто-то уходит с реки — ноги и руки, они не железные.