Радист осторожно, с приглядкой, присел на краешек дивана и сухо доложил:
— Ответная радиограмма от товарища Иванова. Пожалуйста…
Тихон пробежал глазами текст и поскучнел лицом.
— Если торопитесь, то свободны, Николай Васильевич. Спасибо, супруге от меня привет!
Михайлов и Швора пришли вместе, будто сговорились.
На загорелом, обветренном лбу начальника четко проступили белые нити прямых морщин, еще глубже осели и без того впалые щеки и крепко, вызывающе, выперли сухие губы большого подвижного рта над заметной раздвоенностью широкого подбородка. Он выглядел заметно старше своего возраста. С пятнадцати лет на реке, на сплаве… В тяжелой работе, в жаре, в осенней непогоде и на лютом холоде рано крепнут телом и мужают лицом люди Чулыма.
Желая скорее себя взбодрить, Романов с наигранным весельем сказал:
— Что же, други, задачка из простых: объявить мате мат! Вот и Иванов о том же самом… А раненько мы его сегодня потревожили. Вот, уже и приказ отбил!
Директор Чулымской сплавной конторы любил писать длинные обстоятельные приказы, и, будь это другой случай, другой приказ, Романов улыбался бы над словоохотливостью своего начальства.
Тихон читал вслух:
— «В связи с природным фактором — мелководьем и сверхнормативным намоканием древесины — в устье Боровой затонула пятая мата с ценной авиаберезой. Для недопущения порчи сырья военного времени начальнику Борского сплавучастка Романову, под его персональную ответственность, приказываю организовать расформировку и формировку древесины в новую мату. В помощь придаются рабочие Юльского сплавучастка числом тридцать шесть человек. Приказываю работать по-стахановски, формировку маты завершить в кратчайший срок. Тросов нет. Информация по радио через день. Иванов».
Романов медленно опустил бланк на край стола, в солнечный разлив, и осторожно разгладил его тяжелой ладонью.
— Вот так, други… Не коротко, но сердито.
Первое слово на разнарядках постоянно держал мастер Михайлов. Был он удивительно неловок, неуклюж в служебных помещениях, держался застенчиво, говорил вроде бы и вяло, но всегда обстоятельно. В глубоко запавших светлых глазах Бориса Кузьмича, на всем морщинистом, рыжеватом лице его лежала бессменная печать многолетних рабочих забот.
— Пофартило нам с этой пятой, якорь ее возьми…
— Ну! Лежалым камешком в голову! — согласился быстрый на слово бригадир хватчиков[1] Александр Швора.
Михайлов тер кулаком густое золото щетины на подбородке и степенно считал:
— Шесть лодок только и держим на плаву. А надо тысячу кубов перекинуть от яра к яру… Само мало посудин двадцать ежедневно спонадобится. — Борис Кузьмич поморгал редкими белыми ресницами и повернулся к бригадиру. — Пожалуй, сёдни и начать колотить лодки…
— Только так! — согласился Швора и задал начальнику тот самый вопрос, который беспокоил бригадира больше всего:
— Сколько же дается дней на эту музыку?
Тихон уже приложил давеча руку к конторским счётам. Выходило так: своих сплавщиков всего шестьдесят, соседи приплывут — это наберется сотня, не больше. Начальник определил также виды работ и заглянул в справочник:
— Всю бухгалтерию я подбил… На управу с матой, по нормам, положено сорок два дня — устраивает?!
Михайлов покачал своей тяжелой головой.
— Полтора месяца… Эдак мы до самого морковкиного заговенья дотянем, да-а… Кабы еще народу!
Романов пожал плечами.
— Это откуда возьмет их Иванов? Суйгинский участок рядышком, да суйгинцы сами парятся с планом.
Борис Кузьмич завозился на диване.
— Значитца, девах моих со сплотки снимать… У нас же леса в запани полно, свою мату вяжем. Затянем дело — кому ответ держать?
— Снять девах — это, конечно, запросто… — не сразу отозвался Тихон. — Нет, пока не будем останавливать сплотку. Пока! Поглядим, как оно пойдет с пятой — ладно?
— Шестеро на мате приплыло — это же бригада! — бодро напомнил Швора. — Ну, трое-то наши… Другие запросятся домой, на Юл. Отпустим?
— Как бы не так! — усмехнулся начальник.
— Про домоседов мы забыли… — хлопнул себя по колену Михайлов и, выпрямившись на диване, взглянул на Романова.
Начальник встал, высокий, строгий в своей темно-синей шевиотовой гимнастерке.
— Сходку сегодня вечером собрать — обязательно! Вицы[2] рубить надо? Надо! Клинья для донок[3] тесать? Кому все это делать? Давайте сегодня так: работаем обычным порядком, а завтра всем поселком на мату! Борису Кузьмичу железно началить на берегу. Лодки чтоб одна за другой в воду прыгали! Не забудь, Кузьмич, сейчас же собери стариков, и пусть нары в клубе ставят. Юльских в клубе разместим. Ну, а тебе, Александр, верховодить на реке. Слышал, тросов нет, не пришлет Иванов. А на мате — я поглядел — узел на узле… Сколько-то концов у нас на складе найдется — бери! Смотри, чтобы все надежно. В случае чего, как миленькие погорим… Дальше… Ребятишек позовем вицы на обласках плавить, ты с них глаз не спускай, ясно? Работать на реке все световое время суток. Вопросы?
1
Хватчики, или поимщики, на Оби и Чулыме — рабочие, производящие тяжелые такелажные работы по установке наплавных сооружений, формированию мат, плотов и т. д. Работали на больших лодках, завознях, обычно с тремя или четырьмя гребцами.
2
Вицы — прутяные, часто черемуховые, свитые жгуты для связки плотов жердями-ронжинами. Для крепости завертки виц употреблялись затесанные, в длину полена, клинья.
3
Донка — сосновый однорядный плот в длину срезанного дерева. Пятая мата была связью большого числа донок, на которых в два ряда и была уложена авиабереза.