Выбрать главу

— Нин, ты мне и Натальину порцию плесни, — увивался возле Петлиной маленький Пайгин. — Что ты, дева, — а?.. Когда это я обманывал, мы завсегда с женой согласные. Меряй!

Вторым к ведру подошел Павел Логачев. Продавщица вскинула на него вопросительный взгляд.

— Мне только мою соточку…

Костя Кимяев не умолкал. Напорно, плотно наседал на кого-то из мужиков:

— Ему все ма-ало! А ты тово… Плесни стопушку в кадушку и хлебай ковшом!

Пить стоя никому не хотелось. В кои-то веки вот так, скопом, в вечерний час сошлись… Андрюха почти взмолился:

— Мужики, айдате! Гостюйте к нам… Уха стынет!

В полутемном зрительном зале, где жили юльские, мест за длинным столом не хватило, зато нары от стены до стены — хоть катайся.

Начальник поднял стакан. Все выжидающе смотрели на него.

— Перво-наперво, мужики… Чтобы завтра, утром, не ждал я вас на работу. Ясно?

— Когда так было, Тихон Иванович? Обижаешь…

— Чин чинарем! Развиднят, все к часу будем!

— Ладно, решили-постановили… — Романов выпрямился, откинул со лба русые волосы. — Наше дело правое… За победу, други! Мы тоже к ней как-никак руку прикладываем!

Запили спирт водой — это по двести, с добавком даже вышло… И сразу, с устатку, повело сплавщиков.

Тихон сидел в конце стола легкий, счастливый. Пусть хоть часом ослабнут нутром мужики. Забудут про холодный Чулым и про тюльку. А потом, рядом, была Нина… Ее руки то и дело плавали над столом — уху и хлеб она раздавала.

Хорошо, благодарно гляделось на людей. Весь белый свет держится на таких вот работягах, во всех делах они началом и концом…

На другой стороне застолья юльские склонили одна к другой лохматые головы.

— Без секретов, мужики, без секретов…

Виктор Комков стукнул костылем об пол, малость утихомирил сплавщиков.

— Тихон Иванович, по поручению, так сказать… Выкидываю белый флаг переговоров. Рабочий класс аванса просит…

В Романове промелькнуло приятное удивление молодого начальника. Вон сколько их, добрых молодцев… Сидят и ждут его слова, его разрешения…

— Губу разъело, а?!

— Вконец извертело!

Из-за стола приподнялся Никифор Бекасов, упер свои узловатые кулаки в стол.

— Тут, Тихон Иваныч, такое расположение… В ведре-то осталось женско да девье… А завтра, по твоему приказу, нам причтется опять… Так что пожалей русскую натуру. Добавки душа требоват, попотчуй еще мужиков!

— Аспиды! — трясет головой начальник.

— Василиски-и-и! — с дикой веселостью в голубых детских глазах кричит ответно Бекасов и корчит самую невинную рожу.

Романов махнул рукой, разрешил Петлиной налить мужикам еще по сотке. Пети Куличкова уже не было, все дружно уверили, что завтра распишутся, абы бумага была…

Тихон дважды порывался встать и уйти, но мужики не пустили. А Швору они проморгали. Тот бочком-бочком и утянулся к своей фельдшерице.

— Обчество уважай, начальник! — обрел смелость захмелевший Пайгин. — Не чурайся, нам с тобой любо-о!

— Уж ты, Иваныч, погодь… — гудел над ухом Андрюха.

И Романов остался. Он, конечно, видел и понимал, что у мужиков нашлись какие-то свои разговоры, что каждому на тары-бары за глаза хватало и соседа. Так, просто лестно было сплавщикам, что начальник — вот он, рядышком.

Напротив сидели и вспоминали войну Комков и Корнев:

— Деревню мы нашу отбили… Всю, гад, пожег, живого места не оставил! — мрачнел Комков.

— Диво ли! — Корнев ерошил бороду и согласно кивал. — Немец, он завсегда немец, никакой жалости к славянству. Вон и в ту германскую… Тоже лютовал. И церкви поганил, и над людьми всяко разно изгалялся. Бывало, лампасы на голых ногах казаков вырезал… А сказать, чтобы вояка какой наособицу, — это еще поглядеть; хоша приказ чтит…. Мы, русаки, не лыком шиты. Товарищей своих вспомню, как мы у генерала Брусилова первого Георгия заслужить сподобились…

На другом конце стола чуть осовевший Андрюха медленно ронял слова в самое ухо мастера Михайлова. Рядом сидели братья Чудновы, столь похожие друг на друга погодки, что посторонний и не различил бы кто из них кто. Они и дышали враз, и сопели на один лад.

— Знавал всех я ваших… Ниче, ровное шло начальство. Мерзлякова возьми… Да Мерзляков, бывало, первый поручкается с каждым рабочим!

— Кожаков шибко завластный был! — напомнил Пайгин. — Тоже и в зарплате зажимал…

— Да уж нанесло его на нашу голову, — соглашался мастер Михайлов и покачивал тяжелой стариковской головой.

— Так, с Иванычем обратно пофартило! — забывшись, хвалил Романова Бекасов.