— Все в порядке, пьяных нет! — сумасшедше весело докладывал Кимяев, услышав голос начальника.
В парне, видно, не прошел еще хмель веселого вечера. Костя схватил из пирамиды багор, вскинул его над головой и на мотив знакомой всем песни о военном наркоме дико запел в сумятицу холодного ветра:
…Лодки прыгали по вертлявым горбушкам волн, с трудом выгреблись на фарватер. Романов кричал:
— Запань огибай! К такелажному-у!
Внизу склада, у самого волнобоя, будто расцвел в этой шумной ночи дивный желтый цветок. Только чуть-чуть колебались от ветра его большие широкие лепестки и завораживали своей странной, живой красотой. Глядя на стекла горящих фонарей, Тихон ругал себя:
«Вот что значит с бабой постоять… Уж и цветы мерещатся!»
Швора, Михайлов и еще кто-то, похоже женщина, кинули в лодки концы мягких пеньковых канатов, подали фонари. Мастер присматривался, в какую лодку сесть пятым.
Тихон остановил старика:
— Не-ет, отдыхай, Кузьмич. Задержимся, утром один здесь командуй. Шевели, шевели людей!
Сплавщиков ожидала работа самая несложная. Но, как и всякое дело на реке, — физически очень трудная. Что, кажется, проще: догоняй ту плитку, ошлангуй ее вкруговую канатом и тащи двумя лодками к берегу. А там покрепче зачаль за какую-нибудь ветлу…
Лодки растянулись по всей ширине Чулыма, слабые желтые огоньки то исчезали, то чиркали темноту над гребнями тяжелых волн. Напрягая глаза, рулевые вглядывались в черную ветреную круговерть.
Иногда в этой дикой пляске темноты и волн Романов терял ощущение времени и пространства. Лодку швыряло в сильной качке, и Чуднов каким-то поистине чудом подставлял ее корму вольному разбегу воды. Мокрый, напряженный, начальник молотил и молотил веслами по волнам, рядом на скамейке с хрипом дышал Павел Логачев.
— По борту справа-а-а… Павел, суши весло-о!
У Тихона похолодело внутри. Не понял он сразу, что же случилось с его-то веслом? За карчу, за топляк зацепил… Только бы не сломать, запасное забыли! Ага, песок… Вот и хорошо, значит, плитка сидит на мели… Теперь она смирная…
Мужики опустили весла, выпрямили затекшие, онемевшие спины, вытерли мокрые лица. Тихон кричал в ухо Логачева:
— Я кого помоложе просил… Зачем увязался?!
— Старость работой молодится! — хрипло закашлялся Павел и полез с канатом в воду.
Это была опасная борьба с рекой, с расходившейся стихией. В горловине высоких берегов ветер дул вниз по течению, Чулым быстро уносил донки с березой. Он будто смеялся над этими молчаливыми людьми, что были непостижимы в своем осознанном упорстве. И река, восхищенная этим нечеловеческим упорством, начала сдавать…
Вторую плитку сплавщики догнали где-то у левого берега.
— Эге-ей! — ревел о помощи бас Андрюхи.
Темная глыба плота скорее угадывалась слева по борту. Только по частому и сбивчивому плеску волн начальник и почувствовал, что она совсем близко.
Багром кормовщик Чуднов подтянул лодку, поднял фонарь.
Опоясывали канатом плитку Романов и Андрюха. Холодная волна ожгла руки по плечи, заводить такелаж следовало в воде…
— Го-то-во!
— …То-во! — донес ветер оборванный голос Андрюхи.
Пять весел дружно заколотили по волнам. Рядом тянула канат к берегу лодка Андрюхи. Долго, кажется бесконечно долго, тянулись лодки к правому берегу. На яр крепить концы канатов полезли другие мужики.
Под берегом, в затишке, малость отдохнули, вычерпали из лодок воду. Начальник торопил сплавщиков:
— Ну, протопили носы? Кидай цигарки, курилки несчастные! Чулым-то без отдыха бежит…
Третью плитку поймали у Черного яра лодки Кимяева и Бекасова. Четвертая досталась Романову и Шворе.
…Сдавать начали и Чулым и ночь. А может, сжалились они над борчанами… Ветер унимался, небо очистилось, и по тепловатому диску луны Тихон понял, что наступает утро.
Потушили фонари, мокрые с головы до ног мужики малость ожили. Еще одна, засевшая на мели плитка и вовсе подняла настроение — как же, за половину перевалило дело!
Последнюю из восьми донку с березой перехватили чуть выше Фоминой заимки, где председательствовал Рожков. Из деревни донеслись крикливые петушиные голоса. Романов вспомнил тот недавний приезд к дружку, его слова об экзамене, который учинила для всех война…
«Сдаем, сдаем экзамен! — торжественно радовался начальник. — Кости трещат, но сдаем!»