- Что тут творится? – спросил дядя Боб.
Куки ткнула пальцем в Рейеса:
- На меня напал этот… этот монстр!
Я застыла, совершенно ничего не понимая, но вдруг Рейес оглянулся и подмигнул. Здесь был и папа – стоял у стены, сложив на груди руки и ни капельки не веря в разыгранный спектакль. К счастью, поверить должен был только один человек. Офицер Пирс. И он попался на удочку. Со всеми потрохами. Правда, это ерунда по сравнению с той ценой, которую ему придется заплатить, когда я отправлю его за решетку на пять тысяч лет.
Папа мне помахал:
- Привет. Постоишь на этой неделе пару дней за стойкой? У Тери отгулы.
- Не вопрос. Это даже весело.
- Точно, - улыбнулся папа.
- Ладно, Уайетт, - сказал Диби офицеру Пирсу, - отпусти его.
- Но, сэр, он напал на эту даму и оттолкнул меня, когда я попытался вмешаться.
- Как ты мог?! – ахнула я и уставилась на Рейеса, не в силах сдержать улыбку. Ей-богу, его просто необходимо еще раз обыскать.
Дядя Боб похлопал Пирса по плечу:
- Он выполнял указания.
Пирс удивленно выпрямился, и в тот же миг Рейес вывернулся из его рук. Он позволил себя скрутить. Позволил кому-то на время получить контроль. И слава богу. Однако дольше он не стал бы терпеть и разыгрывать из себя жертву.
- Ты как? – спросила я. От благодарности мое сердце готово было разорваться.
В ответ он только улыбнулся, а мне одной его улыбки было достаточно.
- Чарли, что происходит? – услышала я голос Джеммы и повернулась к ней.
- Почему ты здесь с ним? Я думала, он твой пациент.
Джемму затопило чувство вины. Плотное и мутное, как лондонский туман. Она смущенно опустила голову.
- Он был моим пациентом, да, но теперь мы встречаемся. У него другой врач и…
- Джемма, - потрясенно проговорила я. Не так чтобы очень (в конце концов, она всего лишь человек), но достаточно потрясенно, чтобы ей стало еще больше не по себе.
Эмоции вокруг меня кипели. Самое время выяснить, был ли офицер Пирс нашим маньяком. Я люблю свой внутренний винометр. Каждому бы по такому, и проблем в мире стало бы гораздо меньше. А может быть, наоборот. Так и быть. Оставлю свой при себе и отзову заявление на получение патента.
- Сэр, в чем дело? – спросил Пирс у дяди Боба.
Я шагнула к нему, настроилась на его эмоции и, сделав суровое лицо, шарахнула бомбой:
- Мы нашли могилу. И знаем, что ты натворил. А ты, дружочек, арестован за убийство двадцати семи женщин.
Внутри дяди Боба взорвались эмоции, но свое мнение он оставил при себе. Пока.
У Пирса был такой озадаченный вид, что в любой другой ситуации я бы изрядно посмеялась.
- Убийство? – переспросил он, обращаясь к Диби. – О чем вообще речь?
- Чарли! – ахнула Джемма. – Ты совсем из ума выжила?
- Он серийный убийца, Джемма. А ты чуть не стала его следующей жертвой.
И наконец это произошло. Вспыхнуло возмущение. Зажглась искра, разгоревшаяся в пламя негодования из-за несправедливости обвинений. А это значило, что Пирс невиновен. Даже самые лучшие на свете лгуны не могут до такой степени контролировать свои чувства. Не такого вердикта я ожидала, зато получила ответ.
Я почувствовала, как поникли плечи, и упала на табурет за стойкой возле своего мужчины. Он так быстро придвинулся ближе, что вряд ли кто-то заметил.
- Нет, - сказала я дяде Бобу, чувствуя себя совершенно пустой. – Это не он.
На губах Диби появился намек на улыбку. Этого хватило, чтобы я поняла, какое он испытал облегчение. Джемма бросилась к Пирсу и в знак поддержки положила ему на плечо руку.
- Твоя помощница та еще актриса, - заметил Рейес.
Куки подошла к нам и улыбнулась:
- Должна признать, было весело притворяться, будто Рейес на меня напал. На меня! – добавила она, глянув в сторону одного конкретного столика.
Слава богу, Джессики там не было. Похоже, разнообразия ради сегодня она решила не приходить. Но от слов Куки все, кто сидел за тем столиком, захлебнулись возмущением. И видеть это было обалденно приятно.
Дядя Боб пытался успокоить офицера Пирса с Джеммой, а Рейес вдруг наклонился, сгреб Куки в охапку и поцеловал прямо в губы. Я прижала ко рту ладонь, глядя на Куки, которая вцепилась в Рейеса, как кошка, готовая вот-вот сорваться с ветки.
Очень медленно он ее отпустил, а потом сказал достаточно громко, чтобы слышал тот самый столик:
- Будь в жизни справедливость, Куки Ковальски, ты была бы моей.