— Если будем держаться на периферии, то можем попробовать рассмотреть все получше, — сказал Акира.
— Надеюсь, что здесь никто не обернется в нашу сторону. Если толпа увидит за своими спинами американца…
— Большего мы пока сделать не сможем. Или, если хочешь, давай возвратимся к Таро-сэнсею и подождем.
Сэвэдж угрюмо покачал головой.
— Я ждал и так достаточно. Теперь я хочу посмотреть на этого парня.
Всю ночь проворочавшись на футоне в спальне на третьем этаже здания, принадлежащего Таро-сэнсею, Сэвэдж безрезультатно пытался уснуть. Короткие обрывки сна были перенасыщены кошмарами. Различные версии перерубания тела Камичи, когда изуродованные органы выпадали на пол, в лужи крови, которые становились глубокими — по колено, — и начинали извиваться, словно змеи. Меч, беспрестанно отрубающий голову Акиры, и его тело — стоящее на ногах, пока голова катилась по полу — множество голов, накатывающихся одна на другую, — безобразная многократная экспозиция — и останавливающихся перед Сэвэджем, подмигивающих ему.
Сон Рэйчел тоже был тревожным. Просыпаясь с криком в полнейшей темноте, она хриплым шепотом описывала, как ей снилось, что муж беспрестанно бьет и насилует ее. И пока они с Сэвэджем обнимались, стараясь успокоить друг друга, Сэвэдж пытался размышлять. Предчувствуя дурное, он думал о том, насколько успешно продвигаются дела у команды, ушедшей в дом Акиры спасать Эко. Он попросил Таро — как только выпускники вернутся — тут же прислать ему гонца, но к рассвету никто не пришел, и за завтраком суровость Таро была проявлением — впервые за долгие годы — того, что личные мысли смешались с общественными.
— Не могу поверить в то, что их могли схватить, — говорил старик. — Они бы не пошли внутрь, если бы не были уверены в том, что преуспеют в своем начинании. Значит, они должны…
— Ждать, — решил Таро, пока они — с Рэйчел, Сэвэджем и Акирой — сами прождали все утро.
— Все бесполезно, — сказал Акира. — Эти люди свое дело знают. И когда могут — делают его. А пока мы должны делать свое.
— Установить местонахождение Кунио Шираи, — чувствуя, как желудок борется с легким — лапша в соевом соусе — завтраком, Сэвэдж положил палочки для еды на стол. — И найти путь, как с ним встретиться. Лицом к лицу. Допросить его. Наедине. Видел ли он мертвыми нас так же, как мы видели мертвым его?
Но оказалось, что связаться с Шираи практически невозможно, и это ошеломляло. Домашнего адреса в книге не было. Звонок в его корпорацию — конгломерат фабричных и издательских предприятий — выявил, что Шираи, по идее, должен находиться в своем политическом штабе, а на звонок туда получили загадочный ответ, что, мол, Шираи застать вовсе нетрудно, если звонящий знает, по какому адресу следует обратиться. Этот адрес они вскоре узнали — улица возле американского посольства.
— Еще одна демонстрация? — черты лица Акиры посуровели от яростного возбуждения.
— Оставайся здесь, Рэйчел. — Сэвэдж поднялся на ноги и махнул рукой Акире, чтобы тот следовал за ним.
— Но…
— Нет. Ситуация изменилась. Ты не можешь идти со мной, — Сэвэдж был непреклонен. — До настоящего момента мои обязательства делились на два фронта. Выяснить, что же в действительности произошло со мной и Акирой… и в то же самое время — защитить тебя, — он вздохнул. — Но наконец-то ты в безопасности. Здесь, с Таро-сэнсеем, с оставшимися в этом здании его учениками ты можешь быть спокойным — эту крепость никто не захватит. Мое сознание больше не раздвоено. Я могу заняться своей работой. И не отвлекаться.
Рэйчел это явно задело, она почувствовала себя всеми преданной, покинутой.
— Рэйчел, я делаю это для тебя. Ведь мне нужны всего две вещи. Я хочу избавиться от кошмара, — он вернулся и поцеловал ее. Нежно, с любовью. И потрепал по подбородку, — и провести с тобой остаток своих дней.
Акира с Таро отвернулись, смущенные столь откровенным проявлением чувств.
— Но я должен сделать это в одиночку, — сказал Сэвэдж. — Нет, разумеется, не совсем в одиночку. Я хотел сказать — с Аккрой.
Ее голубые глаза полыхнули пламеней. “Что это — ревность? — подумал Сэвэдж. — Да нет. Блажь”.
Но следующее заявление Рэйчел показалось Сэвэджу действительно исполненным ревности.
— Пока я тебе только помогала, — проговорила она. — Предлагала варианты… у Грэма… в хэррисбургской больнице…
— Все правильно, Рэйчел. Тут — без вопросов. Ты действительно помогала. Но то, что мы собираемся сделать с Акирой, может привести к нашей смерти… и твоей, если ты отправишься с нами. А ты мне нужна живой, чтобы если… когда… я вернусь, мы…
— Да иди ты, черт бы тебя побрал! — вскипела она. — Но знай, если придешь обратно мертвым… Больше я тебя не хочу слушать! — она воздела руки, словно обращаясь к богам. — Запомни, что я сказала. Потому что я такая же психованная, как и ты. Убирайся.
Через час, слушая припев толпы: “Американцы — вон! Гайдзин — вон!”, Сэвэдж чувствовал себя опустошенным, ибо за последнее время привык, что во время стресса рядом находится Рэйчел. Но зато с ним рядом был Акира, и в этих незнакомых землях, в этой непонятной стране, вслушиваясь в гомон японских демонстрантов, Сэвэдж чувствовал себя странно, но — в безопасности: комитатус и самурай одновременно.
Продвигаясь по краешку толпы, осторожно приближаясь к Кунио Шираи, оба профессионала могли делать свою работу так, чтобы о самой работе можно было позабыть и стать, наконец, самими собой — не ведомыми, не слугами, а самими собой.
Столпотворение было ужасающим, спины протестующих яростно вдавливали Сэвэджа в стену. Он протиснулся чуть дальше и немного освободился, но тут же снова оказался зажатым уже спинами других демонстрантов. Казалось, что мертвые волны странного моря бьют его о прибрежные скалы. Мертвые, но человеческие волны выдавливали из его легких последние остатки воздуха. Несмотря на то, что он никогда не страдал клаустрофобией, кожа его стала липкой от усилия нормально дышать и от ощущения полной беспомощности. Он добрался до Акиры, которому посчастливилось занять свободное место в дверном проеме.
— Мы сделали ошибку, — пробормотал Сэвэдж… Ближайшие демонстранты, услышав американца, яростно повернулись в его сторону.
Акира поднял руку, словно давая понять, что держит гайдзина под своим контролем.
Демонстранты продолжали скандировать: “Гайдзин — вон!” И тут Кунио Шираи сделал рубящее движение своими мозолистыми от занятий каратэ ладонями. Его голос загремел — страшный от гнева, возвышаясь даже над самыми громкими воплями, — призывая демонстрантов к усилению протеста.
— Так мы никогда до ничего не доберемся, — продолжил Сэвэдж. — А если эта толпища начнет волноваться, нас могут раздавить.
— Вполне с тобой согласен, — ответил Акира. — Но нам нужно посмотреть на него с близкого расстояния. Я не доверяю газетным фотографиям, а еще меньше — телекадрам. Камеры лгут. Мы должны увидеться с ним лицом к лицу. Удостовериться в том, что это действительно Камичи.
— Но каким же путем… Как?
Дальше по улице из громкоговорителей вырвался поток хрипоты и, отразившись от стен, придал рыку Шираи нечеловеческий оттенок.
— По голосу он здорово напоминает Камичи. Если бы только мы смогли пробраться в толпе еще на квартал вперед, — сказал Акира, — то этого было бы вполне достаточно для того, чтобы…
— Подожди, — прервал его Сэвэдж, — я тут подумал о… Должен быть путь попроще. Акира молча ждал.
— Шираи здорово рискует, неосмотрительно находясь на виду у всех, — продолжил Сэвэдж. — Понятно, что перед платформой выставлены телохранители, а толпу окружают полицейские — мы их видели. Но ему потребуется целая армия в том случае, если все эти люди выйдут из повиновения, и набросятся на него самого. Знаю, знаю они его боготворят. Но все-таки угроза существует. Если все одновременно захотят поднять его на руках или коснуться его плеча — его просто раздавят. Ему не выжить в такой толчее.