— Подметите в палатке и пойдем.
Слова адресовались нашему призыву, Нурик с Женьком схватили щетки, Тихон побрызгал водой и через пару минут в палатке стало чисто.
— Вам было сказано подмести, а не грязь тут развозить, — выразил свое недовольство Гена.
Урод — он и а Африке урод. Через пять минут начало фильма, а он тут взялся порядок наводить.
«А сразу после ужина ты не мог попросить?».
Нурик и Женек все еще надеясь на фильм успеть снова прошлись щетками по чистому полу. Тихон выплеснул на него остатки воды.
— Вы что? Издеваетесь, что ли? — снова заверещал Гена.
Я взял у Нурика щетку:
— Идите на фильм, пацаны. Я один тут все приберу.
Я стоял дежурным и покидать палатку без особой надобности мне было нельзя. А надобностей у меня могло быть всего три: столовая, штаб и оружейка. Просмотр фильма сегодня мне все равно не светил, так пусть хоть пацаны его посмотрят: потом придут, расскажут.
Гена окончательно рассвирепел: он подскочил ко мне и влепил мне затрещину, не объяснив за что и не сформулировав сути своих претензий. Полтава осмотрел палатку, оглядел каждого из четверых духов и как-то печально произнес:
— Пожар…
Тут на нас накинулись уже черпаки:
— Вам что, уроды, не понятно: «Пожар»?!
«По команде «пожар» в первую очередь выносится документация роты. Во вторую очередь выносится оружие и боеприпасы. В третью очередь выносится остальное имущество роты», — всплыли в голове знакомые слова, наизусть заученные в еще в Ашхабаде.
Все еще надеясь что это шутка, что вечерний фильм еще можно будут посмотреть, мы растеряно переводили взгляд с одного деда на другого.
«Ну ведь до фигни докопались! В палатке и так чисто. Это жестоко и несправедливо лишать фильма да еще и ни за что!».
— Пожар, духи! — снова заверещал Гена, — Какие вопросы, уроды?
Последняя робкая надежда на человеческую гуманность, едва вспыхнув, погасла. Окончательно для себя уяснив, что фильм сегодня покажут для кого-то другого, мы стали выносить из палатки кровати и тумбочки. Все ушли на фильм, с нами остался один Гена и сейчас он довольно наблюдал как мы корячимся, вынося вещи из палатки. Через полчаса в палатке было голо. Оглядывая сотворенный нами разор, мы поскребли в затылке и решили не отдирать вешалку и не разбирать штаб батальона.
— Все? — спросили мы Гену.
— Как — «все»? А пожар тушить? — удивился дедушка, — сорок ведер воды — на пол!
Ведра было всего два. Спросив у минометчиков еще два, мы гуськом потянулись в умывальник. Не сложно посчитать, что если сорок ведер воды поделить на четверых, то нам предстояло сделать по десять ходок за водой. Понятно, что до конца фильма мы не уложимся, деды с черпаками вернутся, увидят свои кровати на улице и болото в палатке и мы будем в роли крайних. После четвертой ходки, когда на бетонный пол было вылито уже шестнадцать ведер, Гена смилостивился и разрешил нам вычерпывать воду. Пока вычерпывали — кончился фильм. Батальон возвращался к своим палаткам и все смотрели на нас и на составленные перед палаткой кровати недоуменно:
— Что это вы тут делаете?
— Пожар у нас, — охотно пояснял Гена.
— А-а, — понимающе кивали старослужащие, — это надо. Чтоб им служба медом не казалась.
Пожар тушился добрых два часа. Пока весь полк сидел в летнем клубе и смотрел киноленту мы вчетвером таскали воду, заливали ей пол, а потом откачивали ее тряпками. Мы успели прибраться и расставить кровати на свои места до отбоя и репрессий в тот вечер не последовало. Но этот случай запомнили друг другу и духи и старослужащие. Мы им — за то, что совершенно незаслуженно лишили нас фильма, а они нам за то, что мы обурели и пришлось прибегать к такому жестокому средству воспитания. И еще мы запомнили — из-за кого именно все началось.
Следующий день прошел спокойно, то есть сохранялся прежний статус-кво, при котором духи отвечают за все, деды готовятся на дембель, а черпаки слоняются по батальону. Через сутки я снова нацепил на рукав красную повязку, повесил на ремень штык-нож, ключи от оружейки и затупил на дежурство.
Ничто не предвещало беды. Деды и черпаки, казалось, несколько успокоились после «пожара» — во всяком случае за два последних дня они не сделали ни одного замечания никому из нас и даже за сигаретами и огоньком не посылали. Без десяти десять Полтава произвел вечернюю поверку и взвод начал отбиваться: расстилались постели, стаскивались сапоги, оборачивались портянками и на табуретах аккуратно, погонами вверх, укладывались хэбэшки. Дух-состав собрался в курилке, чтобы покурить перед сном. Я прикинул, что на доклад к дежурному по полку лучше идти через час, чтобы не стоять в очереди, и вышел вместе со всеми. Что-то должно было произойти. Мы понимали это и поглядывали друг на друга, будто пытались найти ответ на общий для всех вопрос: «Откуда полетит кулак?».