– Почему вы называете меня Беллой? Вы мне в пепси-колу чего-то подсыпали, да?
– Конечно, нет!
– Мы были в баре. Вы купили мне диетическую пепси-колу, я выпила – и очнулась на полу в клубе. Значит, мне в стакан налили чего-то не того.
– Послушай, Белла…
– Не называйте меня Беллой. Вы отлично знаете, что мое имя – Салли.
– Хорошо. Послушай, Салли, я пока не пойму, что с тобой такое происходит. Я за тобой наблюдал весь вечер. Тодд говорил правду. Ты просто как доктор Джекилл и мистер Хайд, только женского рода. То сидишь спокойно и отзываешься на имя «Салли», а потом идешь в уборную – и возвращаешься уже Беллой. Ты в курсе, что ты три часа без передышки протанцевала? Потом потеряла сознание. Очнулась – и ты снова Салли. Может, ты и величайшая в мире актриса, да только…
– Элиот, я не умею танцевать. Я вообще не танцую. Никогда.
Он прямо глаза выпучил.
– Ты не танцуешь? Рассказывай! Я сам видел!
– Я неловкая. Не попадаю в такт. Двигаться не умею. Людей стесняюсь.
– А кто обещал выступить в «Дороге из желтого кирпича»? Скажешь, не ты? Кто грозился петь и плясать?
– Точно не я. Да я умру, если перед публикой окажусь.
Элиот сник на кожаном сиденье.
– Если бы я все собственными глазами не видел… если бы собственными ушами не слышал… А знаешь, что самое интересное? Эти две женщины, которых я сегодня наблюдал, очень сильно отличаются от третьей женщины – от той, что у меня в заведении работает официанткой.
Салли притихла. В груди шевелился противный холодок, на глаза наворачивались слезы.
– Салли, ты к психиатру обращалась? Тебе определенно нужна медицинская помощь.
Она кивнула.
– Я потому и на работу пошла. Психиатр стоит дорого, алиментов не хватает…
До самого дома Элиот молчал. У подъезда расплатился с таксистом, пошел вслед за Салли. Заметил в темной витрине манекен, остановился.
– Эй, Салли! Там коп!
– Не волнуйтесь. Это не живой человек. Это манекен в форме. Его зовут Мерфи.
– Что-что?
Салли подвела Элиота ближе к витрине, где, подняв правую руку, а в левой сжимая дубинку, застыл безмолвный страж.
– Мистер Гринберг его на ночь выставляет. Вроде охранника. Потому что к нему в ателье уже четыре раза залезали воры. Выносили готовую одежду. И мистер Гринберг придумал – нарядил манекен. Надеется, воры в темноте примут его за настоящего копа.
– Это вряд ли, – заметил Элиот.
Салли пожала плечами.
– Мистер Гринберг говорит, люди обычно не присматриваются. Тем более в темноте. Тем более хулиганы. Они будут реагировать на полицейскую форму и грабить другие магазины. Психологический эффект называется.
Элиот рассмеялся.
– А пожалуй, этот твой мистер Гринберг прав. Спокойного вам дежурства, офицер Мерфи!
Салли приблизилась к своей двери, села на ступени.
– Ты уверена, что тебе не нужна помощь? – уточнил Элиот, глядя на нее сверху вниз.
Салли чуть подвинулась – дескать, присаживайтесь.
– Мне сейчас не хочется домой. Давайте поговорим. Расскажите о себе, Элиот.
Он уселся рядом.
– О, это мой любимый конек. Что именно рассказать?
– Как вы с Тоддом стали партнерами? Как решили заняться ресторанным бизнесом?
Элиот улыбнулся, оперся локтем о верхнюю ступеньку.
– Ресторан принадлежал мне одному до середины семидесятых. Отец меня отправил в колледж. Хотел, чтобы я стал ветеринаром. Я честно отучился, у меня и диплом имеется. А потом выяснилось, что у меня аллергия на шерсть животных. – Элиот хлопнул себя по колену. – Но я ничуть не огорчился. Мне хотелось чего-нибудь захватывающего.
– Как вы это поняли?
– Просто пошел по дороге из желтого кирпича. А вела она с гор Западной Вирджинии.
– Я не понимаю.
– Желтыми кирпичами у мошенников принято называть разные заманушки для простаков. Якобы выгодные капиталовложения. По аналогии с золотыми слитками. Мой отец тоже был мошенником. Только вместо дутых золотых слитков он впаривал легковерным акции угольных шахт. Тот уголь содержит столько серы, что его только в аду и можно жечь. Обычные дома отапливать не годится. Для отца дорожка оборвалась в Нью-Йорке. Он разорился и загремел в тюрьму. Но прежде успел купить ресторан и записать на мое имя. Это и было мое наследство.
– А как Тодд стал вашим молчаливым партнером?
– В семидесятые, во время рецессии, мне приходилось туго. Помните, тогда еще действовало первое эмбарго на арабскую нефть? Я чуть не потерял бизнес. А Тодд как раз выиграл в покер крупную сумму. Вот и решил вложиться в мой ресторан. Потом ему перестало везти в карты. Невезение длилось полгода. В конце концов Тодд с игрой завязал. И все, что у него осталось – доля в «Дороге из желтого кирпича». Вам кажется, что для успешного партнерства у нас с Тоддом слишком большая разница в возрасте? Может, и так, да только мы подружились. По-настоящему.