Задетая за живое, ослеплённая злостью и болью, Лана рванула ручку двери, попытавшись выпрыгнуть на ходу, но та оказалась заблокированной.
— Спрячь коготки кексик, подыши и будь добра извинись, — Лана узнавала этот бесстрастный шипящий тон. Сидящий в нём зверь свирепел.
— Рэм прости, — поспешно выдавила она. — Просто одна часть меня настроена тебя слушаться и уважать, но вторая … вздорная моя часть, получает удовольствие от того, что ерепенится. Иногда даже я не могу совладать сама с собой, поэтому все вокруг меня в том числе и я — несчастны.
— Не смей меня больше подначивать! Потому что теперь Лана, твоя жизнь всецело в моих руках. И даже если тебе покажется, когда меня не окажется рядом, что ты сможешь меня обдурить — хочу тебя расстроить. Ты наконец встретила того, кто умнее тебя, ловчее, предусмотрительнее, коварнее и мстительнее. Не шути со мной кексик, потому что в случае провала твоего Искупления, я ведь заберу твою жизнь не буквально. Ты пожалеешь, что я с тобой сделаю, если ты вдруг меня разочаруешь! — прорычал Рэм, обнажая клыки проступившего зверя. — Как-нибудь покажу тебе, что кугуару делают со вздорными самолюбивыми суками.
— Они их уродуют, держат взаперти, позволяют есть только с пола и не разрешают видеться с детьми, если таковые имеются, — прошептала Лана, зная эти жуткие истории. — Шон этого не допустит.
— Хм, — сухо рассмеялся Рэм, останавливая машину. — Мне дорог мой брат, но видят боги, я пристрелю его как бешенного пса, если он пойдёт против. Наше терпение не безгранично. Эри чтят один непреложный закон — они преданы своему вождю до конца. Непокорных задирает стая. Так что в следующий раз трижды подумай, прежде чем извергать из себя ядовитые слова. О себе думай, и о нём. Вот видишь, к чему ты меня вынудила. Была бы милой девочкой — приехала бы домой на машине, и я бы не злился. А теперь вылезай и топай пешком. Как раз будет время поразмыслить.
— Спасибо, что не отшлёпал вдобавок, — не сдержалась Лана.
Рэм прикрыл рукой глаза, покачав головой:
— Меня предупреждали, чтобы я не ввязывался. Но я всё-таки уверен, что мы повеселимся! — его открывшийся взгляд не обещал ей никакого веселья. — Не думал, что тебе нравится рукоприкладство, но, если ты просишь… ты когда-нибудь дождёшься.
— Ну и вали, — проговорила Лана, вслед уносящейся машине Рэма. — Так даже лучше, козёл! И как же ты теперь уследишь за мной умник?! — крикнула она.
Лана знала все короткие дороги и тропки в окрестностях города. Свернув налево, она побежала и чем быстрее она бежала — тем свободнее себя чувствовала. Только она, удары сердца, приятно ноющие мышцы и ветер. Через сорок минут такого броска показалась первая улица территории эри. Два коротких условных свиста заставили Лану остановиться и перевести дыхание:
— Прячешься? — она хоть и старалась делать вид, но мир для неё снова пошатнулся.
— Обычно это я слетаю с катушек, а теперь похоже психует Рэм, — проговорил Шон, подходя ближе. — Ты его угробишь, — его глаза мягко улыбались. — Привет, родная.
— Привет Шон, — и только их взгляды переплелись — страсть между ними снова начала вибрировать от накала. Но и преследующая их боль тоже успела прокрасться, вплетаясь в чувства. — Кажется, у меня есть работа, — Лана терпеть не могла такие многозначительные паузы. — Всего два дня пути, а я уже успела вывести из себя Рэма.
— Давай уедем. … Куда захочешь. … К чёрту Честервиль, — решительно настроенный Шон, заиграл желваками.
Грустно улыбнувшись, Лана с нежностью погладила его по щеке:
— И увезём с собой наш смертельный груз? Чувство вины и взаимные обвинения убьют нас Шон. У нас не получается себя контролировать милый.
— Этот путь бред собачий, разве что только потешить эго Рэма! — воскликнул Шон. — Мы справимся вместе. Лана, я ведь люблю тебя.
Её сводили с ума его хрипловатый голос, глаза, запах, его близость — одержимость снова ловко увлекала её в свои сети, лишая воли и рассудка. Но вдруг в памяти всплыл, разрывая плотное кольцо дурмана, первый солнечный луч.
— И я люблю тебя Шон, — губы Ланы дрогнули. — Поэтому и остаюсь. Я хочу узнать саму себя, дать тебе возможность увидеть меня другую. Хочу, чтобы мы стали цельными, перерождёнными, и уже без этой тянущей тоски и фантомной боли. Поддержи меня, Шон, — замерев, Лана прислушалась к внутреннему ощущению. — Мы не одни.
— Глаза и уши Рэма давно шли за тобой, — скривился Шон. — Теряешь хватку. А вот он свою не отпустит. Ты кое-чего не знаешь о моём брате, — Шон ещё несколько секунд сомневался стоит ей говорить или нет. — У него на счёт тебя имеется особый пунктик. Ты думаешь, что идёшь путём Искупления, но будь уверенна — Рэм ведёт свою игру. У него есть личный интерес освободить тебя от груза прошлого.
— Шон, тебе всю жизнь везде мерещились вздыхающие по мне парни. Кого ты только в этом не подозревал. Твой брат кугуару и всего лишь, и он беспокоится о твоей судьбе.
— Недавно ты спросила, не устану ли я от своей любви. А ты сама Лана? — Шон сощурился, вглядываясь в глубину её глаз, выискивая там любимую душу. — Признайся, что тебе бывает легче без меня, что наши бабочки окаменели и ты уже не просыпаешься с мыслями обо мне.
Как же рвалось в груди! Сердце девушки словно сбитый пёс, скулящий и ковыляющий на сломанных лапах, сердце всё ещё тянулось к нему, но сил взять было негде. Она растеряла их, утихомиривая Шона во времена его очередных загулов и дебошей, она разорвала своё сердце пополам, и одна половина навеки осталась у того другого, разбившись с ним на дне ущелья, силы вытекли из неё вместе с кровью во время выкидыша, и последняя капля сил пролилась слезами за Зойлой.
— Мне пора Шон. Ставка слишком высока чтобы всё бросить, — и Лана не оглядываясь пошла дальше, хотя ей пришлось приложить не малую силу воли, чтобы лишний раз не взглянуть на него.
Рэм, не торопясь ставить в гараж свой джип, о чём-то беседовал с тремя мужчинами, один из которых обернулся при появлении Ланы, уверенно направляющейся в сторону дома Джефа.
— Здравствуй Лана, — поздоровался он с ней, и Лана узнала в нём уборщика из школы.
— Ага, — небрежно бросила она, не глядя на них, продолжая идти.
— А ну стой! — рявкнул Рэм, и Лана даже не сомневалась, что это предназначалось ей. — Подойди. Живо!
Тяжело вздохнув, она развернулась и пошла обратно, смело взглянув в это мрачное и опасное лицо вождя.
— Плохое настроение? — спросила она на ирокезском наречии.
— Тебе достали птенца, — Рэм кивнул на стоящую у его ног клетку. — Желаю удачи!
— На сегодня уже не будет обязательных разговоров? — Лана не хотела злить его ещё больше, но Рэм похоже всё равно продолжал слышать в её голосе неприемлемую для себя интонацию.
— Разве что высеку тебя в воспитательных целях. … Завтра в 6:30 тебя подберёт машина и отвезёт в Менфис. Теперь уйди с глаз моих!
Кое о чём её не нужно было просить дважды, подхватив клетку, Лана скрылась за дверью.
И перешагнув порог, она моментально очутилась в другом мире, с его хлопотами, шумом, проблемами и даже запахом.
— Не посидишь с Кирасом? — поинтересовался у неё довольно нервозный молодой отец. Так как Джеф уже был одет, видимо он и не сомневался, что она согласится. — Мне нужно в город. Я не долго, — его издёрганность просто не могла не броситься в глаза и без того подозрительной девушке.
— Ладно, — без всякого желания кивнула она. — Купи мяса или … червей для птенца, — показала она клетку. — И, возможно, лампу. И кофе!
— Вблизи эти люди ещё более странные, — пробормотала она, как только за Джефом захлопнулась дверь.
В её жизни не выпадало таких случаев, когда ей приходилось самой нянчиться с маленькими детьми. Единственное — она видела, как её мама возилась с Брайаном, но ей самой тогда было всего лишь восемь, и она особо не вникала, тем более тогда она только-только подружилась с Шоном и Дереком. Поэтому воспитание младшего брата как-то прошло мимо неё. Войдя в детскую Лана снова растерялась. Малыш Кирас поджав пухлые губки обиженно моргал.