Председательствовал очень воинственно настроенный Сережа Старовойтов. Сбоку от него стоял, расставив ноги, крепко сбитый сероглазый паренек среднего роста, видимо, очень сильный, в щеголеватой форменке и с такой густой шевелюрой, что никакая расческа не могла проложить пробора. Вглядевшись, Черкашин узнал в нем паренька с катера «Быстрый», которого он заметил в первое утро после приезда. В суровой тишине паренек улыбался смущенно и чуточку снисходительно, словно не веря в серьезность всего происходящего.
У окна, в сторонке, словно с застывшим лицом, сидела Зоя.
Черкашин прислушался и понял, что разбирается проступок помощника капитана Харченко, и присел на крайнюю табуретку.
— Товарищ Харченко, — с досадой перебил Старовойтов. — Что ты все о службе… Ты вот расскажи, как тогда у тебя получилось?
Харченко переступил с ноги на ногу и кинул быстрый взгляд на Зою.
— Это тогда вечером? Все же знают, — обиженно сказал Харченко. — Ну, так… Малость выпил, конечно, немного… Вышел на берег и встретил капитана. Он мне говорит: «Не ходи на катер». Спрашиваю: «Почему?» Он говорит: «Катер не вытрезвиловка». Я, конечно, обиделся и погорячился. Сказал капитану несколько слов и ушел домой.
— Какие слова? — не отставал Старовойтов.
— Такие, что могу совсем с катера сойти. На другой уйду, на Байкале катеров много, а с ним плавать не буду. На следующий день и не вышел… Потом одумался, с капитаном помирился.
— И все? — настойчиво намекая на что-то, спросил Старовойтов.
Харченко неприязненно оглянулся на Старовойтова и опять кинул быстрый тревожный взгляд на Зою. Но девушка не смотрела на него.
— Еще было, — твердо, с хрипотцой выговорил Харченко, делая главное признание. — Многое сказал тогда неправильно. Зоя все это знает. Была у меня к ней обида и на капитана подозрение. Ну, знаете, — он обвел всех виноватыми, страдающими глазами. — Ревность горела… Вот и сказал. А повторять здесь не буду, — решительно добавил он. — Перед Зоей я извинился. Правда, Зоя? — с мольбой спросил он.
Но Зоя сидела у окна все с тем же горько-безучастным выражением, только губы у нее побледнели.
— Эх, Гриша, душа морская, — иронически сказал кто-то.
Харченко молча посмотрел в ту сторону.
— А ты знаешь, что Барышева уходит от нас? — гулко раздался в тишине вопрос Старовойтова.
— Знаю, — мрачно подтвердил Харченко.
— Знаю, знаю, — высоким голосом, раздосадованно заговорил Старовойтов. — На собраниях тебя не остановишь, а сегодня язык присох.
— Присох, — согласился, все больше мрачнея, Харченко.
Некоторое время в комнате было тихо.
— Натворил, — посочувствовал Старовойтов.
— Натворил, — покорно признался Харченко.
— Вопросы есть? — вяло спросил Старовойтов и, не получив ответа, разрешил Харченко сесть.
Помощник капитана катера «Быстрый» сел у всех на виду, сбоку председательского стола, и вытер крупные бисеринки пота, выступившие на лбу и висках.
— Кто хочет слова? — спросил Старовойтов и постучал карандашом, приглашая первого оратора.
Выступило несколько человек.
Харченко сидел выпрямившись, подняв голову, встречая в лицо резкие упреки товарищей. Эта смелость понравилась Черкашину.
Василий Иванович заметил вопросительный взгляд Старовойтова и прошел к председательскому столу.
— Вам всем повезло, — громко сказал Черкашин. — Да, вам повезло. Вы на Байкале намечаете новые берега славного моря. Увлекательная, завидная работа! Сколько вам лет? — вдруг спросил он Харченко.
Но Харченко не понял вопроса и растерянно смотрел на начальника партии.
— Возраст! Сколько лет?
— А! Двадцать три…
Черкашин помолчал, что-то припоминая.
— Я почти вдвое старше, комсомолец Харченко, — сказал Черкашин. — В двадцать три года я получил первую пулю из кулацкого обреза. Потом стеклил в морозы крыши цехов Сталинградского тракторного завода. Вторую пулю я получил на финском фронте…
По комнате прошел ветерок волнения. Зоя подняла голову.
— Так шла юность многих людей моего поколения, — продолжал Черкашин. — Она шла в финских снегах, в сорок первом году мы снова дрались с фашистами. Нам есть чем гордиться. Наша юность началась в борьбе, и мы остаемся бойцами. А вы, Харченко, плохо начинаете свой путь. Дезертиром! Такому помощнику капитана нельзя доверять судно, экипаж. Ведь это морская служба, боевая! Плохой вы пока моряк!..
Не взглянув на Харченко, Черкашин вернулся на свое место.
Старовойтов мрачно посмотрел на всех и сказал:
— Было одно предложение: объявить строгий выговор комсомольцу Григорию Харченко.