Через пять часов пути они опять увидели Байкал, пологий песчаный берег, черные рыбачьи лодки, словно туши морских зверей на песке, толпу и темный остров, на который накатывались волны. Все дали затянуло дождем.
Кто-то протянул Черкашину бинокль. Он поднес его к глазам, и остров придвинулся. Отчетливо видны стали все три геодезиста, они сидели тесной кучкой на самой высокой точке острова. Над ними носились чайки.
Ветер дул вдоль пролива, поднимая крутые зеленые валы, срывая с гребней пену, и она, как снег, летала над водой. Казалось, что волны вот-вот прокатятся через остров, накроют его с головой и смоют геодезистов.
— Вы правее посмотрите! — встревоженно сказал Алексей Александрович.
Черкашин отнял от глаз бинокль и увидел в проливе лодку. Он опять поднес к глазам бинокль и сквозь туманные стекла узнал гребца — Харченко. Он был в куртке, без фуражки, и волосы намокшими космами спускались на лоб. Он греб сильными рывками, но лодка, казалось, и не двигалась.
— Два раза пытались, — угрюмо сказал кто-то рядом. — На такой волне не удержишься.
— Что делает, что делает, отчаянная голова!.. — с досадой пробормотал Алексей Александрович. — Ведь снесет, не пробьется…
— Застынут и пропадут ребята! — громко сказал кто-то рядом.
Василий Иванович быстро обернулся на этот голос и увидел молодого рыбака.
— Среди вас есть смелые? Два раза пытались, а в третий?
Не оглядываясь, он быстро пошел к лодкам.
Несколько сильных рук рывком сдвинули с песка лодку и потянули ее к воде. Черкашин вскочил первым и сразу схватился за весло. Под дружными ударами весел лодка оторвалась от берега и заплясала на волнах.
— Навались!.. — звонко крикнул один из рыбаков. — Навались!..
Но отбрасываемая волнами, низовым ветром, лодка почти не двигалась. Рыбаки, с красными от усилий лицами, гребли молчаливо и яростно.
Волны захлестывали борта, и один из рыбаков ведро за ведром выплескивал воду, а голый берег с толпой зрителей и фигурой Алексея Александровича в черном плаще и не удалялись.
— А ну, ребята! — опять звонко крикнул кто-то.
И этот простой призыв прибавил каждому силы. Волны накатывались на нос, обдавали водой и пеной рыбацкие то согнутые, то прямые спины, иногда лодка проваливалась в такую глубину, что казалось, сейчас ее зальет, но весла взлетали и взлетали, и берег стал удаляться.
Оглянувшись, Черкашин увидел впереди лодку Харченко. Весла взлетали над водой, словно крылья птицы. «Молодец! — подумал Черкашин. — Отважное сердце…»
Метр за метром люди упрямо пробивались к острову, и в сердце Черкашина рождалось то самое чувство, которое охватывало его в холодных снегах Финляндии, среди каменных развалин Сталинграда, чувство глубокой любви к людям, радости быть среди них. Он слышал сквозь свист ветра и шум воды тяжелое дыхание людей, скрип уключин и глухие удары весел, и знал, верил, что они дойдут до острова.
А сарма все свистела над головами, волны накатывались на остров, и все также летела пена, похожая на снег.
Стал слышен иной шум — удары волн о камень. Черкашин увидел слева остров, все кипело вокруг него, но сквозь прозрачную воду уже просвечивало каменистое дно.
Две лодки почти одновременно пристали к острову. Черкашин увидел, как выскочил из своей лодки и погрузился по пояс в воду Харченко и схватился за борт, не давая волнам отбросить лодку в пролив. У него было измученное лицо, искусанные в кровь губы, он еле держался на ногах, но лицо пылало счастьем.
— Пробился парень! — восхищенно крикнул рыбак.
Следуя примеру Харченко, рыбаки прыгнули в воду и тащили лодку среди нестрашных теперь волн.
Харченко увидел Черкашина, на миг смутился, потом резким движением отвел со лба пряди мокрых волос и с вызовом сказал:
— Опять проштрафился, товарищ начальник!
Черкашин только сжал его плечо и толкнул вперед.
Оступаясь на гладких, выточенных камнях, Харченко быстрым шагом двинулся к геодезистам. Зоя отделилась от них и пошла, покачиваясь от ударов ветра, навстречу Харченко.
