Он разглядывал книги, стоящие на полке. Всю свою жизнь он читал стихи. Многие знал наизусть. И не пытался обманывать себя: его были не самыми лучшими. Но ведь и не худшими. Он начал печататься в конце 40-х годов. С тех пор его сборники выходили примерно раз в пять лет, и в каждом из них были строфы, ни в чем не уступавшие стихам самых знаменитых поэтов. Правда, в жизни он так и остался торговцем машинами, а не литератором. В новостях культуры ничего не писали о публикации его новых сборников. Его не награждали премиями. Первый сборник он разослал в крупные стокгольмские издательства. Прошло время, и книги вернулись к нему с краткими отказами, напечатанными на готовых бланках. В одном из издательств, правда, редактор лично от себя приписал, что никто не будет читать стихи, в которых речь идет только о птицах: «Кого интересует духовный мир белой трясогузки?». Тогда он перестал обращаться в издательства. Стал издавать книги за свой счет. В простых обложках, без иллюстраций. Ничего лишнего. Главное — это то, что внутри, — слова. И, между прочим, его стихи покупали. Даже хвалили.
Вот лежит новое стихотворение. О пестром дятле, красивой птице, которую давно уже не видели в Швеции.
«Птичий поэт, — подумал он про себя. — Почти все мои стихи о птицах. О полете, шелесте крыльев в ночи, одиноких призывных криках вдалеке. В мире птиц я нахожу разгадку самых сокровенных тайн жизни».
Он вернулся к столу и взял в руки листок. «Все-таки я дописал это стихотворение», — подумал он, разжал пальцы, и бумага упала на стол. Прошелся по комнате, и тут в спине вдруг что-то кольнуло. «Неужели старею?» Он привычно прислушался к себе — не изменяет ли ему здоровье. Всю жизнь он тренировал свое тело, никогда не курил, не пил, был умерен в еде и чувствовал себя прекрасно. Но, как ни крути, скоро восемьдесят. Время, отмеренное ему, неумолимо подходит к концу. Зашел на кухню и налил себе кофе из кофеварки, которую всегда держал наготове. Стихотворение было дописано, но к радости примешивалась печаль.
«Осень жизни», — подумал он. — Хорошее название. Каждое написанное стихотворение может оказаться последним. Кроме того, сейчас сентябрь. Осень. И на календаре, и в моей жизни.
Взяв чашку, он вернулся в комнату. Осторожно сел в одно из кожаных кресел, с которыми не расставался уже больше сорока лет. Он купил их в память о своем триумфе, когда стал официальным представителем фирмы «Фольксваген» в южной Швеции. На столике возле кресла стояла фотография Вернера, овчарки, которую он любил больше всех своих собак. Старость — это одиночество. Умерли люди, вместе с которыми прошла жизнь. Понемногу уходили в прошлое собаки, жившие у него. И вот он остался один. В жизни каждого человека наступает время, когда он оказывается один. Об этом он совсем недавно попытался написать стихотворение. Но оно не получилось. Может быть, получится теперь, когда элегия о пестром дятле закончена? Но ведь он всегда писал про птиц. Не про людей. Птиц он знал и понимал. А люди для него продолжали оставаться загадкой. Хорошо ли он знал даже самого себя? Писать стихи о том, чего не понимаешь, все равно, что бросать слова на ветер.
Он закрыл глаза и вдруг вспомнил телевикторину, которую смотрел то ли в конце 50-х, то ли в начале 60-х годов. Телевизор был черно-белый. Какой-то молодой человек выбрал тему «Птицы». Он был косоглазым и прилизанным. Однако ответил на все вопросы и получил чек на 10 000 крон — сумму в те времена баснословную.
Сам он тогда находился далеко от студии, от наушников и кабинок со звукоизоляцией. Он сидел в этом же кожаном кресле. Но тоже знал ответы на все вопросы. Причем сразу, без обдумывания. А 10 000 крон достались другому. Его знание птиц никто не оценил. И он продолжал писать свои стихи.
Он вздрогнул и прервал размышления. Послышался какой-то звук. Не зажигая света, он напряг слух. Неужели кто-то ходит во дворе?
Он отбросил эту мысль. Пустяки, игра воображения. Старики мнительны. В дверях хорошие замки, на стене спальни висит дробовик, пистолет — тоже всегда под рукой, в ящике кухонного стола. И если какой-нибудь незваный гость задумает явиться сюда, в этот дом, расположенный в глухой и безлюдной местности к северу от Истада, его хозяин сумеет за себя постоять. И сделает это, не задумываясь.
Он встал с кресла. Снова кольнуло в спине. Боль то усиливалась, то отпускала. Он поставил чашку в раковину и посмотрел на часы. Скоро одиннадцать. Пора собираться. Термометр за окном кухни показывал плюс семь. Давление росло. Дул слабый юго-западный ветер. «Все складывается замечательно, — подумал он. — Сегодня ночью косяки потянутся на юг. Тысячи и тысячи перелетных птиц невидимо пролетят над моей головой. В темноте я их не увижу. Лишь почувствую их присутствие где-то высоко в небе. Вот уже пятьдесят лет я провожу осенние ночи на улице только ради того, чтобы послушать, как в недосягаемой вышине пролетают косяки птиц».