— Скоро ли? — с нетерпением спросил я.
— Скоро, мой добрый товарищ, — ответствовала она. — Баронесса уже назначила стражу и приказала ей ни в коем случае не входить в опечатанную мною библиотеку. Все будет по классическим законам плутовства — запертая комната, в которую никто, якобы, не может войти.
Я не слишком разбирался в этих законах, поэтому лишь пожелал своей сообщнице удачи, потом же самолично уложил Трину спать. Учитывая, что опасаться вторжения баронессы не приходилось, я не только раздел и омыл моего милого дружка, но еще и ласково чмокнул чуть пониже пупка, что привело ее в совершеннейший восторг. Еще некоторое время я провел за повторением ритуала, а потом вновь появилась Быстрые Глазки в сопровождении своего братца.
Украдкой мы спустились на нижний этаж замка, туда, где находился основной вход в винный погреб. Охраны здесь не было, а с огромным дверным замком моя спутница справилась при помощи отмычки.
— Помните, — сказал я, когда, миновав ряды огромных дубовых бочек, мы уже подошли к ведущей в библиотеку винтовой лестнице. — Нам нужно разжечь в баронессе такую похоть и довести ее до такого состояния блаженства, выше которого для нее не сможет быть уже ничего на свете.
— Постараемся, — сказала рыжеволосая. — Если этот ритуал получался у тебя раньше, то получится и теперь. А не получится, придумаем что-нибудь еще.
13
Библиотека, погруженная в тот момент в полумрак, являла собой следующее зрелище: у самых ее дверей стояло два высоких подсвечника, на которых пылали свечи, тут же дымили курильницы. Вокруг в изобилии были развешены клочки бумаги и пергамента, где рукою Быстрых Глазок было коряво начерчено имя Великого Инкуба. В центре комнаты стояла на четвереньках баронесса, чья шея и запястья были захвачены в изрисованные теми же магическими символами колодки. На полу, перед лицом ее была расстелена большая карта, на которой, как ей было сказано, дух обозначит нынешнее пребывание супруга. К кистям же баронессы Зубень были привязаны два бубна с бубенцами, беспрестанно звякая которыми она, что-то нараспев возглашала. Это придумала Быстрые Глазки, чтобы скрыть шум от нашего появления.
Прислушавшись я разобрал слова произносимые томным и тягучим, от воздействия эликсира, голосом:
— Приди же, приди… Где ты, мерзкий похотливый развратник?.. Как мог кинуть меня столь надолго?.. Я ли не пожертвовала тебе свою девственность?.. Я ли не добродетельная жена?.. Неужто ты мог бросить меня лишь потому, что не подставила тебе зад, ибо это не подобает благородной дворянке?.. Вот, я вся горяча и гораздо лучше твоих шлюх, с которыми ты изменяешь мне…
Пользуясь тем, что звук наших шагов скрывается этим беспрестанным завыванием и звоном бубенцов, мы неслышно приблизились к баронессе сзади и Быстрые Глазки незаметно задрала ее подол, который, по счастью, оказался достаточно широк. В отраженном от стен свете блеснуло то бесчеловечное металлическое сооружение, коим барон опоясал перед расставанием свою половину, но моя сообщница справилась с замком столь виртуозно, что баронесса даже не заметила, как оказалась от этого доспеха избавлена. Я же, не стесняясь своих спутников, ибо и сам уже находился под действием эликсира, поспешно преклонил колени и обнажил тот свой орган, который был более всего мучим похотью.
— О, Великий из величайших Инкуб, — прошептал я единым махом врываясь во вражескую крепость, от чего бедра баронессы заходили ходуном, а речи сменились томными судорожными стонами, — приди же в это недостойное твоего величия место и ответь на мои вопросы без утайки, без лжи и по справедливости!
То, с чем я столкнулся или, вернее, куда попал, и впрямь, было горячо, а, если сравнивать с дебелой трактирщицей, то можно сказать, что было еще и приятно тугим, охватившим мою вторгнувшуюся часть столь плотно, что, не будь внутри достаточно влажно, успех был бы затруднителен. Теперь же, я без труда справился с похотью и, излив все, что должен был излить, уселся на пол и, заметив, сколь широко раскрытыми глазами и с какой невыразимой завистью уставился на меня Маленький Крикун, небрежно кивнул ему на баронессу.
Быстрые Глазки, доселе хранящая невозмутимое спокойствие, хотела, видно, что-то сказать, потом сдержалась, а увидев, с какой суетливой поспешностью ее двенадцатилетний братец торопится приняться за дело, вдруг смутилась и отвернулась в сторону.