Собеседница моя лишь громко расхохоталась.
— Да ты совсем ополоумел, маг! — отсмеявшись сказала она. — Какое может быть девство у рожавшей мужней жены в моем возрасте?
— О, глупая женщина! — воздел я руки к небесам. — Видят Боги, уж если чье девство меня и интересует, то только не твое! Откройся, верно ли, что девственность всего дороже добродетельной девице и, что многие из них готовы, зачастую, предпочесть погибель потере оной?
— Насчет погибели не скажу, — покачала головой трактирщица, — но в наших краях для молодой девицы предмет этот значит весьма и весьма много. Уж, если пройдет молва, что она потеряла девственность, так мужики все до одного будут приставать к ней как к последней шлюхе, а подружки будут злословить у нее за спиной на каждом шагу. Поэтому девушка умная и рассудительная никого не подпустит к себе мужчину до свадьбы.
— Увы, мне, увы! — вновь закручинился я. — Значит, я никогда не выполню того, что от меня потребовал дух! Не так же я жестокосерден, чтобы лишить невинную девушку столь для нее дорогого.
— Постой-ка, — насупившись перебила меня трактирщица. — То что, твой похотливый дух потребовал, того о чем ты говоришь, как-то связано с нашим горшком золота?
— Конечно.
— А большой ли горшок? — еще более помрачнев спросила она.
— Чуть больше этого, — кивнул я на один из горшков использованных вместо курительниц.
— И весь полный золота?
— Даже с горой, — совершенную правду поведал я. — И ни одной потертой монеты. Все полновесные.
— Если сразу, как ты получишь девство, дух откроет тебе, где именно находится горшок, мы это устроим, — без всякого смущения вдруг сказала она. — Не дело же отказываться от цели своей жизни, из-за предмета, который рано или поздно все равно будет порван.
— Как это чудно все получилось? — мысленно удивился я.
— Не использую ли я благородную науку для обмана? — возникло у меня опасение вслед за этим.
В конце концов я решил, что прямого обмана с моей стороны не было, ибо я не сказал ни слова лжи кроме цены за свои услуги, а то, что разговор повернулся именно так и добрая женщина согласилась помочь мне выполнить задание духа хотя бы на одну пятидесятую, — свидетельство изрядной милости ко мне Богов.
— Клянусь всеми страшными клятвами, что скажу тебе где горшок, сразу же и немедленно, — подтвердил я. — А чье именно девство ты имеешь в виду?
— Разве не говорила я, что здесь моя дочь Найрена? — изумилась трактирщица. — Кто, как не она больше всего подходит для этого по возрасту? Ей как раз шестнадцать. Да и зачем путать в семейное дело посторонних?
— Как? — ужаснулся я. — Не ты ли только что расписывала все беды от потери девства? Бесчестье! Дурная молва! И вот теперь, после этого, готова способствовать тому, что твоя собственная дочь падет жертвой воли паскудника-духа?
— А ты опять собираешься использовать пестик? — вновь нахмурилась трактирщица. — И все эти предметы от которых у меня до сих пор трясутся колени?
— Нет, что ты! — я испугался, что она передумает. — Лишь то, что дала мне природа.
— Тогда не страшно, — усмехнулась она. — До свадьбы у меня было трое, но муж до сих пор считает, что взял меня девицей. Не будь дурой и делай все тишком, а особенно с теми, кто не станет об этом болтать. Выполняя эти правила любая умная и рассудительная девица прослывет девственницей до замужества. А там уж я научу свою Найрену, как ей себя вести и что говорить. Поспеши же за мной, ибо скоро рассвет и муж вернется домой!
Поскольку, прислушавшись к себе, я не обнаружил особенно уж сильных проявлений похоти, то на всякий случай допил остатки эликсира, которым угощал трактирщицу перед ритуалом. Он оказался весьма приятен на вкус и действовал очень быстро. Миг и та часть моего тела, что потребна для задуманного, словно окостенела.
6
Когда я вошел в спальню, так и не посчитавшая нужным одеться трактирщица, во всю ругалась с дочерью и злая спросонья Найрена сердито отчитывала матушку:
— Как? Что я слышу? Предлагать такое и кому? Собственной дочери? Вы, верно, маменька, в молодости были распутны и не стерегли свою добродетель! Я же и за половину вашего горшка с золотом не соглашусь на столь греховное дело!
Хоть недавно достигшая шестнадцатилетия Найрена и была похожа на матушку, особенно смоляным цветом волос, да уже начавшими пробиваться над верхней губой усиками, а все же была ей полной противоположностью, что, во многом определялось юными годами. Так, в несхожесть с округлой грудастой матушкой, стан ее облаченный в ночную рубашку был строен, а крохотной груди почти что не наблюдалось.