– Эй, Эйприл! Ладно, скажу. Я ему немного задолжал.
– Ты брал в долг у этого подонка?
– Я не брал ни у кого в долг. Я на той неделе обчистил парня, а он оказался одним из подручных Логана. Он хочет, чтобы я вернул деньги, и в качестве гарантии забрал Джастина.
– Сколько?
– Около тысячи.
– Тысяча долларов! Ты должен был понимать, что это деньги Логана. Или Ортеги, или кого-то еще из наркоторговцев.
– Я не подумал.
– Ты не подумал! Это все, что ты можешь сказать? – Тысяча долларов – столько денег сразу Эйприл не видела никогда в жизни. – Верни их, и нам вернут Джастина.
– Все не так просто. У меня их больше нет.
– Ты потратил тысячу за неделю?
– Так уж вышло.
Это было слишком. Эйприл не верила своим ушам.
– Как ты умудрился потратить столько денег?
– Сам не знаю. Выпил у Уилсона, да и в карты в тот вечер мне не слишком везло.
– Ты пропил и проиграл моего сына в карты?
Уильям начинал сердиться:
– Послушай, я же не выставил его на продажу. Его забрали, Эйприл. И при этом надавали мне как следует.
Эйприл повернулась и пошла в кухню:
– Я вызову полицию.
Уильям поспешил за ней:
– Нет. Нельзя.
– Мне наплевать, пусть тебя засадят за решетку.
Уильям грубо схватил ее за руку:
– Не об этом речь. Они сказали, что, если я позову копов, они убьют Джастина.
У Эйприл задрожали колени, она прислонилась к стене, чтобы не упасть. Ее сын – ее любимый малыш – похищен. Похищен людьми, которые не задумываясь убьют его.
– И что же нам теперь делать?
– Он дал мне неделю. Его люди пообещали, что за это время они мальчишку не тронут. Неделю, и ни дня больше.
Руки Эйприл бессильно повисли, пистолет упал на пол.
– Мы добудем деньги. У нас есть неделя.
– У нас нет недели! Я не допущу, чтобы мой малыш лишнюю секунду пробыл в руках этого человека.
Уильям усмехнулся:
– Придется потерпеть. К утру мне таких денег не собрать.
От его наглости Эйприл взорвалась и наотмашь ударила мужа по лицу.
– Как ты смеешь…
Он ответил оглушительной пощечиной. У Эйприл искры посыпались из глаз, и она рухнула на пол.
– Никогда не поднимай на меня руку, стерва, – злобно проворчал он. – Я достану деньги, поняла? И верну твоего проклятого мальчишку, но никогда, слышишь, никогда не смей на меня замахиваться. – И он исчез в спальне.
Подгузники пришлись как нельзя кстати. Она вытерла мальчику попку и сменила оборванную пижаму на чистую футболку из рюкзака Бобби. Мальчик все равно был грязный, но по крайней мере она могла держать его без отвращения – он уже не так вонял.
Даже когда она его переодевала, он так и не проснулся, хотя, казалось, сон его был неглубоким – во сне его преследовали те же люди, что и наяву.
Ну что ж, сейчас он в безопасности. Сьюзен сделает все, чтобы с ним больше не случилось ничего плохого. Он положил голову ей на колени, и так они ехали к дому. К их настоящему дому. До сих пор их дом не был настоящим – там никогда еще не слышался детский смех. До сих пор увитый розами кирпичный особняк в Клинтоне, штат Виргиния, – воплощение их мечты – стоял надгробием их неродившимся детям.
Сьюзен знала в жизни горе – смерть матери, три выкидыша, омрачивших начало их супружеской жизни. Она думала, что сумеет быть сильной, что сможет справиться с горем, когда придется встретиться с ним. Но потерять Стивена – потерять, как они его потеряли, – это было совсем уж невыносимо.
Из-за предыдущих случаев эту ее беременность контролировали, как запуск ракеты на Луну. Она посещала гинеколога каждую неделю и прошла все возможные обследования. За несколько месяцев у них накопился целый альбом ультразвуковых снимков – она не могла разобрать, что на них, но это не имело значения. Они, наконец, станут родителями. Все идет нормально. Все отлично.
Они узнали пол ребенка – это был мальчик. Мечты Бобби сбывались. Весь их мир вращался вокруг гиперактивного младенца, который без устали брыкался в животе у матери, а когда обнаружил ребро, стал барабанить по нему ногой в ритме известной ему одному мелодии. У Бобби вошло в привычку присутствовать при вечерних купаниях Сьюзен и наблюдать, как шевелится Стивен, почувствовав теплую воду.
Это были самые счастливые дни в жизни Сьюзен.
Затем, за две недели до рождения, Стивен погиб. Ее сын – сын, которого она так хорошо знала, хотя никогда и не видела, – задохнулся, обмотавшись пуповиной.
– Я хочу, чтобы вы знали, что вы ни в чем не виноваты, – сказала наблюдавшая ее гинеколог. – Возможно, вам станет легче, если вы будете помнить, что он умер, играя.
Умер, играя. Сьюзен понравилась эта фраза и понравился образ, который она вызывала в воображении. Но затем на нее обрушилось непосильное горе.