Как под стенами неприступной
Стояли насмерть, до конца.
Как пылкий, верный, неотступный,
Вселял надежду всем в сердца.
Как отличился вдруг смекалкой,
В мундиры шведские одев
Солдат. И как в кровавой свалке
Ум хладный не сменил на гнев.
Как, жизнью, юностью рискуя,
Прорвался, шведский полк разбив,
И бед, и горестей минуя,
Им вопреки остался жив.
К тебе, Данилыч, обращаюсь,
Лишь ты один меня поймешь.
Глянь, без Петра Россия тает!
Кругом лишь призрачная ложь.
Судьбой России думы полны,
И я тону в пустой мольбе…
А за окном — бушуют волны,
Осада Нарвы
Так вспомним тот решающий бой, ставший значимым в истории!
— Стой! —
Алексеич кричит. — Сашка, стой!
Крепость нахрапом мы не возьмем ввек с тобой!
Мой
На дыбы встает конь вороной.
Дудки! Возьмем супостатов, хоть жизни ценой!
Мглой,
Черной мглой взор туманится мой.
Крови и гари зловонье парит над землей.
Пой,
Переплавленный колокол, пой!
За царя и Отчизну ответим своей головой!
В строй
Собираю за царской спиной
Солдат-молодцов — мы в ответе пред нашей страной!
Слой
Грязи, копоти, подвиг наш, смой!
Знакомство с Мартой Скавронской
Воспев героические поступки великого генерала, я не мог обойти вниманием, казалось бы, незначительную на первый взгляд, но весьма любопытную и в итоге — сыгравшую роль в судьбе императора историю.
Тонкий слой
Ледяной
Хрусталем
Покрыл мраморный пол.
Немецкого платья подол
До колен подняла.
Завела.
В полон захватила вновь —
И багряной рекой
Закипает кровь.
С пустыми руками,
На мокром полу босиком
Танцуешь опять.
Взором сверлишь,
Как кошка голодная — мышь.
Ох, девица, шалишь!
Все, все можно тебе —
Хоть пол вымыть
Моим париком!
Раздеваешь, любя,
В очах завихрился туман.
Парчовый кафтан
Бросил под ноги
Для тебя:
Я тобою пьян.
Приподняв соболиную бровь,
Поманила рукой.
Здравым мыслям — отбой.
Буду. Буду. С тобой.
Обхвачу твои бедра,
Один на двоих —
Рваный ритм
Нехитрого танца.
Опрокинуты ведра —
Венецией стал
Богиня Ливонского края
Но увы, Марту вскоре приметил сам царь Петр. Судьба ее была определена. Осталось лишь с легким сердцем — отпустить.
«Сегодня, mein Herz, я тебе отдаю,
От сердца почти отрывая,
Прекрасную деву, подругу свою,
Богиню Ливонского края»
Глядел Александр непрерывно им вслед,
Их взглядом в постель провожая.
В душе нет обиды, и ревности нет:
Ты — с ним, ты — своя, не чужая.
При мысли подобной не стало теплей,
И князем тоска завладела:
Душой — по нему, грешной плотью — по ней…
Обоим до Сашки нет дела.
И вот Александр под дверью стоит,
Сквозь щель взором жадным лаская
Малиновый шелк нежных уст и ланит
Богини Ливонского края.
Упало, девичью красу обнажив,
Под ноги немецкое платье.
А Сашка под дверью стоит, еле жив,
И дверь заключает в объятья.
Летят в дальний угол кафтан и портки,
Туда же — камзол и рубашка.
Берет ее грубо, движенья резки,
Но это ведь царь, а не Сашка!
Как будто Даная, в шелках возлежит,
Царя непрерывно лаская,
И голову Сашке тихонько кружит
Богиня Ливонского края.
В мгновение кровь отлила от лица,
Князь вспомнил иную картину:
Хрустальные капли на створках ларца
И влажную плоть Катерины.
«Сегодня, mein Herz, я с тобой заодно…»
Под дверью шептал Алексашка.
Устала рука, бледен как полотно
На мокрой от пота рубашке.
И вслед за царем князь излился на дверь.
Свершилось! Ох, радость какая!
Царицей Российскою станет теперь