– Обещала подумать…
– Ну и? – хором напряглись дамы.
– Решила… остаться, – и пояснила: – Присяга не позволяет.
– Машка, ты – дура! – первой взорвалась Яна. – Упустить такую возможность! Нет, чтобы о нас подумать! Мы бы с детьми на каникулы к тебе приезжали, в океане бултыхались…
– Яна, прекрати! Может, не лежит у нее душа к чужеземцу!
– А у нее она ни к кому не лежит! Копейки на родине считать, да зарплату ждать по три месяца лучше? – она стала метаться по комнате. – Помните анекдот про актеришку, который отказался сниматься в Голливуде из-за новогодних утренников? Мне кажется, Машка, это твой родственник! Ей, видите ли, не нужен австралийский зритель, потому что она не в состоянии расстаться с гарнизонной публикой! Кто еще расскажет горожанам о героических буднях космодрома? Разве без Машкиных комментариев спутник улетит? Ни в коем разе: глянут, что ее нет, и отменят пуск! Ну, разве не дура?!
Маша с улыбкой наблюдала за волнением подруги.
– Тебе за тридцать, подумай о будущем! Ты не в столице живешь.
– В столице космодрома.
– Брось ты эти свои агитки! Здесь тайга, где ни у тебя, ни у твоего сына нет ни малейших перспектив. В кои-то веки тебе представился шанс круто изменить жизнь! Ан, нет! У нее «елки»!
– Человек имеет право быть патриотом! – возразила Карина.
– Патриотом – да, но не идиотом! Себя хоронишь, о Мишке подумай. Что его ждет? Папаше он на дух не нужен. Окончит школу, поступит в институт и все, пиши – пропало. Останешься здесь до скончания света. Квартир на большой земле не дают даже тем, кто жизнью рисковал. А твое оружие – слово. За него льготы не полагаются. Через пару лет будешь кусать локти от одиночества. Вот тогда ты вспомнишь и австралийца, и немца, и черта лысого, но, увы!
– Да не выпустят меня за границу ни при каких обстоятельствах! – не выдержала ее напора Маша. – Я же военнослужащая.
– Что, особые органы уже намекали? – испугалась Яна.
– А то я сама не знаю! – она вдруг расплакалась.
Карина с упреком покрутила пальцем у виска Яны. Через какое-то время рыдали уже втроем.
– Девочки, что же мы такие неудачницы? – размазывала по щекам слезы Яна. – Ни принца, ни белой лошади, ни денег…
– Ни костюма химзащиты, – вставила Маша. – Продал, подлец, а мне плати и отвечай!
– А ты в ответ продай что-то из его вещей, – посоветовала Карина.
– Так ведь ничего нет, – Маша вдруг задумалась и извлекла из соусницы массивное обручальное кольцо. – Кроме этого.
– Тяжелое, – прикинула Яна. – Зачем ему такое массивное?
– Свекровь говорила, что это семейная реликвия. Золото, вроде, какое-то старинное, ручной работы.
– А говоришь, ничего нет! Химзащиту точно компенсирует.
– Гадко все это, – заупрямилась Маша. – Не умею я так.
– Передадим ультиматум через моего Серегу, – предложила Яна.
Часы показывали далеко за полночь. Маша убрала кольцо на прежнее место и достала постельное белье.
– Дискуссионный клуб закрыт – пора в опочивальню. Вы – на диване, а я – на перине на полу. И не спорить!
– А что это за бумажка? – Яна подняла с ковра квитанцию.
– Нашлась-таки, – обрадовалась Маша. – Мне ставят телефон.
– Вот что значит быть ближе к начальству!
– Он служебный. Тополевский пробил. Надоело отправлять ко мне посыльных. К нам же высокие гости прибывают в любое время суток.
– А почему Андрей Васильевич? Ты же у Теплова служишь!
– Работу пресс-центра курирует Тополевский.
– Ой, смотри, подруга, что-то здесь нечисто.
– Нечего смотреть. У него своя пассия.
– Не смеши меня! – не поверила Яна. – Ему давно пора в монастырь.
– В женский, – обиженно уточнила Маша. – Полковник не только пьет чай с одной моей знакомой, но и дарит ей подарки.
– Не может быть! – прижала ладони к щекам Карина.
– А вот и может. Я это точно знаю!
– Видела, как дарил? – не скрывая интереса, уточнила Яна. – То-то. Со слов знаешь. Бьюсь об заклад, что твоя знакомая все выдумала.
– А вот и нет – Тополевский, к слову, на работу возит полную машину дам! Свободного места не отыщешь.
– Просто он джентльмен и не может проехать мимо тех, кто «голосует» на перекладе, – заступилась Яна. – Это, кстати, хорошая черта. Другие замы сроду не остановятся. Правда, сменщица утверждает, что жену Тополевского такое положение дел не устраивает.
– Разве он дает повод для ревности? – удивилась Карина.
– Он по широте душевной приглашает в машину всех, кто поместится на заднем сидении. Женщины это знают и подходят прямо к подъезду.
– Лично мне нет до этого никакого дела, – Маша заткнула уши и с недоумением посмотрела на подруг. – Я не поняла, чего вы ждете?
– Что-то ты, Маня, не договариваешь, – упрекнула Яна. – Колись!
– Пора спать! – открестилась та и погасила свет. – Спокойной ночи!
Подруги многозначительно переглянулись и улеглись.
На следующий день, прощаясь с экскурсантами, Маша заметила в холле Тищука. Он подавал ей какие-то знаки.
– Простите, не поняла, – призналась она, проводив гостей.
– Срочно загляните к командиру.
– Кто-то опять приезжает?
– Вроде, нет. Не знаю. Приказано вас препроводить.
– Не заблужусь, тут два шага, – Маша свернула в приемную.
При ее появлении Локтев, стоящий у окна, не посчитал нужным обернуться. Не отводя взгляда от плаца, он с ходу предложил:
– Марья Андреевна, оставьте в покое Тополевского.
– В каком смысле? – опешила она.
– В самом прямом, – повысил голос Ярослав. – Андрей Васильевич – человек женатый, а вы, как мне известно, недавно расторгли свой брак. Попридержите свои далеко идущие планы.
Маша, наконец, справилась с волнением и обрела дар речи.
– Что скажете? Не терпится сменить фамилию?
– Вы делаете мне предложение? – не удержалась от едкого комментария подчиненная. – Не утруждайте себя, товарищ полковник: ваша фамилия меня не устраивает!
Локтев вскипел и, наконец, обернулся. В этот момент в кабинет ворвался Головин. Услышав последнюю фразу, толстяк с интересом посмотрел на растерянного Локтева.
– Так его, так! – потер он руки и подмигнул женщине.
– Что вы себе позволяете? – вышел из себя Ярослав.
– «И на обломках самовластья напишут наши имена», – с вызовом ответила Маша и, не прощаясь, направилась к выходу.
Локтев беспомощно ловил ртом воздух.
– Кто вам позволил уйти? – грозно крикнул он вслед.
– Шаг влево, шаг вправо – расстрел? – иронично уточнила строптивица, закрывая за собой дверь.
– Что, снова отказала? – посочувствовал Головин. – Облом!
– Ты все не так понял. Не баба, а черт!
– Это точно. Теркин в юбке. Но – хороша. И тебе не по зубам, – бестактно резюмировал он.
– Да ты… Да я тебя…
– Уймись! – отмахнулся Федор. – Я к тебе по делу.
– Если про Адину квартиру, я уже в курсе. Командующий ее лично обрадовал. Надеюсь, теперь отстанет.
– Даже и не надейся! А теперь, по существу. Нужна твоя помощь.
– Тебе? – усомнился Ярослав.
– Офицеру, который серьезно повредил руку. Ему требуется дорогостоящая операция. Причем, срочно! Распорядись выдать…
– Не по адресу! – открестился Локтев. – Твой дружок Тополевский мастак решать эти вопросы. К нему и иди. Будь здоров!
Головин вышел, едва не снеся дверь от возмущения. Локтев дождался, пока его шаги стихнут, и выглянул в холл. Маша опечатывала музей. Она спиной почувствовала пристальный взгляд и ядовитое сопение непримиримого полковника, но провалиться сквозь землю не получилось.
Локтев осмотрелся и, убедившись, что свидетелей нет, вплотную приблизился к женщине. Тянуть время было бессмысленно, она обреченно оглянулась. В колючем взгляде журналистки сквозила готовность к решительному отпору.
– Помощи ждать неоткуда. Вы так и не ответили на мое предложе… – он поостерегся произнести это слово и спешно исправился, – …предупреждение.
– По поводу? – уточнила Маша.
– Девичья память?
– Наверное, я вновь выведена из состава пресс-группы? – невинно предположила собеседница. – В какую часть убыть?