– На том и стоим, – засобирался вдруг Никита. – Как говорится, разведка боем. А вдруг бы ты изменила своим монастырским принципам? Прости, но я как профессиональный испытатель без новых знакомств и впечатлений задохнусь.
– И что же ты испытываешь? – отвлеклась от экрана Маша.
– Себя. Жизнь. Наконец, вас, женщин, – высокопарно изрек дамский угодник, оценивая себя в зеркале. – Лично мне без эмоциональной подпитки – кранты.
– Смотри, не задымись от напряжения!
– Тополевская, а ты – клевая: не нудишь и не выносишь мозг. Жаль, не любишь покутить.
– Нет времени расслабляться – загорелась сериалом.
– Замутишь, а мне – адью? Не бортанешь? – уточнил оператор.
– Не дури: мы – одна команда!
– Заметано. Это дело следует обмыть!
Натолкнувшись на привычный отказ, оператор, не особо печалясь, проворно покинул купе. Через час-другой Маша ощутила острое чувство голода и отправилась вслед за ним в вагон-ресторан. В тамбуре она столкнулась с подвыпившим крепышом и, посторонилась, пытаясь разминуться. Всмотревшись, бородач оживился и стал лихорадочно рыться в карманах. «Ну, вот и свиделись!» – радостно прохрипел он, извлекая из барсетки сигареты и …пистолет. Журналистка беспомощно оглянулась в поисках спасения, но коридор был пуст. Мысленно она успела попрощаться с жизнью. Колеса состава протяжно заскрипели, сбрасывая скорость. Вагон резко качнуло. Незнакомец отлетел в сторону и ударился затылком о металлическую дверь. От неожиданности и боли он взвыл и выронил оружие. Маша не растерялась, схватила ствол и направила на преследователя.
– Ни шага! Стреляю без предупреждения!
Мужчина опасливо потер ушибленное место, пьяненько улыбнулся и жестом показал знак примирения.
– Не признала? Я же Курякин! – заплетающимся языком сообщил он. – Ты нашу заготконтору разнесла в пух и прах. Нынче начальник я и готов вернуть должок, – незваный гость стал хлопать по карманам.
Нервы Маши сдали, она опустила пистолет в пол и нажала на спусковой крючок. Выстрела не последовало – из ствола вырвалось газовое пламя. Мужчина сглотнул, достал из мятой пачки сигарету, перехватил руку собеседницы и жадно прикурил. Обескураженная женщина едва не лишилась чувств. Бородач нашел, наконец, визитку и сунул ее Маше:
– Черкни дочуре пару слов! Марьяшкой кличут. Через тебя в телеке мечтает засветиться. Она, как там – твой кумир. Тьфу ты… поклонница.
– Убедительный аргумент, – Маша хмуро вернула зажигалку. – Чем писать? – и пока незадачливый папаша искал ручку, подсказала: – На журфаке конкурсы – мама не горюй. И публикации требуются.
– Мы в курсе, – протянул ручку Курякин. – Она третий год в городской газете на подхвате. Прикинь, скоро и у Марьяшки какой-нибудь чувак будет брать автограф! Прикольно, да? – бородач нашел новую визитку. – Короче, если что надо, не стесняйся, звони. Курякин за тебя любому пасть порвет. – Он вывернул карман брюк и протянул Маше увесистую пачку денег. – Бери, честно заработала – без твоего разноса мне бы место директора ни в жизнь не обломилось.
Маша категорически запротестовала, но во избежание обострений визитку все же взяла. Курякин неуклюже откланялся и вернулся в свой вагон. Журналистка облегченно потерла виски. Аппетит пропал. Отправляться на поиски Никиты, чтобы нарваться на очередные приключения, расхотелось и Маша вернулась в купе. Вскоре туда же, едва держась на ногах, ввалился оператор:
– Знала бы ты, Маня, как нашу с тобой работу ценит простой народ!
– Я в курсе, – усмехнулась Маша.
– А тебя еще и любят! – Никита, покачиваясь, рухнул на свою полку. – Это надо лично испытать!
– Довелось…
– Офигенный шикарняк! – оператор зевнул и потянулся.
– А охота-то как? – поинтересовалась коллега.
– Сплошной цирк!
– Неужели все дамы дрессированные?
– На коротком поводке.
– Так уж и ни одной свободной?
– Ну, почему же, но даже мне столько не выпить.
Недовольно посапывая, Никита стал готовиться ко сну. Пытаясь хоть чем-то занять себя, он какое-то время листал журнал, с трудом фокусируя свой взгляд на полуобнаженных рекламных дивах, но вскоре уронил его на грудь и провалился в нежные объятия Морфея.
Смеркалось, но зажигать свет в купе не хотелось. Почему-то в полутьме думалось легче. Честно говоря, Маша не знала, с какого края подступиться к работе. Раньше корпеть над сценариями ей не доводилось. Снимая только документальные сюжеты, вникать в литературные тонкости большой нужды не было. Безучастно глядя на мелькающие за окном пролески, журналистка попыталась осознать степень свалившейся на ее плечи свободы. Уже давно ей не доводилось сидеть вот так, без дела. Навскидку вспомнить значительный перерыв в работе за последние годы так и не удалось. Даже на отпуск отводилось не более двух недель кряду: отдыхать полный срок было привилегией исключительно медийных лиц канала. У обычных рабочих пчелок вроде нее свободного времени практически не оставалось. Более того, его катастрофически не хватало. Впрочем, свой выбор в пользу тележурналистики она сделала осознанно, а потому никогда не сетовала. После переезда в Москву подвернувшаяся на канале вакансия стала для вчерашней провинциалки чем-то вроде награды. Вскоре работа втянула ее в водоворот телевизионных страстей. Не зря старожилы говорили: единожды окунувшийся в реку профессионального вещания с трудом мог выбраться из нее. Телевидение, как омут, засасывало сразу и навсегда. С тех пор, как Маша переступила порог Останкино, отсчет ее времени определялся количеством выделяемых в эфире минут. Она не раз ловила себя на мысли, что все чаще думает абзацами из очередного текста, правя его даже во сне. Боясь признаться самой себе, она понимала, что в последние месяцы такой режим стал ее утомлять и даже раздражать. Бесконечная съемочная и монтажная беготня изрядно поднадоели. Но еще меньше нравилась перспектива редактировать чужие мысли. От подобного предложения она отказалась, хотя не раз подумывала, что сферу деятельности неплохо бы и сменить. И вот такая возможность представилась. Кинопроизводство манило ее давно, но элита этого недоступного для простых смертных Олимпа всячески противилась вторжению в свои ряды новичков. И вдруг Фортуна приоткрыла перед ней дверь в неведомый доселе мир. Ввиду того, что другого шанса могло и не выпасть, распорядиться подарком судьбы следовало с умом. Отказываться от подобного предложения было бы верхом безрассудства. Оптимистичное изречение героини известного фильма о том, что «в сорок лет жизнь только начинается», к телепроизводству отношения не имело. Шеф был абсолютно прав, в эту профессию лучше вгрызаться лет с двадцати. Она и так безнадежно опоздала. И вот поезд уносит ее в новую жизнь. Впервые можно позволить себе ни о чем не думать и просто валяться. Такой случай еще утром показался бы Маше непозволительной роскошью. А сейчас он стал счастливой реальностью. Жесткий ритм и строгий график телеэфиров превратил ее жизнь в часовой механизм, поломка которого напоминала игру на выбывание. Двухлетнее непокладание рук привело-таки к положительному результату. Ей предложили сменить профиль. Жанр игрового кино нравился Маше несравненно больше. Натура романтическая, она тяготела к лирике, приключениям и мелодраматическим сюжетам. Но каноны профессии, в рамках которой ей пришлось реализовываться, требовали покорения иных высот. Возможность попробовать себя в новой ипостаси окрылила женщину. Искренне радовал первый свободный вечер. Маша поймала себя на мысли, что с этого момента ей больше некуда спешить. Не «горели» тексты и не нервировал хронометраж. Не торопили редакторы и режиссеры. Ей пока даже не ставили жестких временных рамок. Игнорируя передвижение стрелок на часах, она устроилась на полке вполне комфортабельного купе и отправилась на свидание с минувшим. Нельзя сказать, что возможность подобной встречи привела ее в восторг. Там, в прошлом, осталось слишком много противоречивого. Какие-то из вчерашних событий она безжалостно и даже с превеликим удовольствием вычеркнула бы из своего багажа, но, увы, переписать книгу жизни заново не удавалось еще никому. Даже при потере памяти мозг путем каких-то замысловатых комбинаций восстанавливает картину пережитого. И хотел бы забыть, ан, нет! Словно какой-то могущественный Учитель то и дело заставляет окунуться в реку давно минувших дней. Может, желает, чтобы мы избежали грядущих ошибок? Ах, если бы так.