А она, вероятно, продолжит сидеть на чердаке, наблюдая, как распускаются и умирают цветы.
Нори потрясла головой. Такие мысли служат лишь одной цели – удручать.
Она не слишком зацикливалась на матери, или будущем, или зияющей бездне пустоты, которая занимала в ее груди место сердца. За годы, проведенные здесь в полной изоляции, Нори научилась не думать слишком много. Иначе с большой вероятностью начала бы биться головой об пол.
Вернувшись, Акира легонько хлопнул сестру по спине, чтобы поправить осанку, но ничего не сказал. А она не спросила, куда он ходил и что говорил. Однако каким-то образом поняла, что к ней больше никто не притронется.
Спустя несколько минут Акира ее отослал.
– Иди поиграй, – произнес он, указывая на дверь. – Мне нужно репетировать для национального конкурса.
Нори разрывалась между разочарованием и облегчением, что больше не нужно продираться через слишком сложные для нее произведения.
– А нельзя послушать, аники?
– Нет, – сварливо отбрил брат, не глядя на Нори. – У тебя выражение лица делается нелепым, и это отвлекает.
– Чем же мне тогда заняться?
– Не знаю. Чем занимаются нормальные дети.
– Я не понимаю, что это значит.
– Тогда иди и пялься в стену, мне все равно. Я не могу постоянно тебя развлекать.
Нори прикусила язык и вышла из комнаты. Неподалеку ее ждала Акико.
– Занятия закончились, маленькая госпожа?
– Меня выгнали, – буркнула Нори. – Ему нужно готовиться к какому-то дурацкому соревнованию.
Акико приподняла уголки губ в улыбке.
– Ваш брат – лучший исполнитель страны в своей возрастной категории. Для него это вопрос большой гордости.
– Гордость, гордость, гордость, – проворчала Нори. – В этом доме только о ней и говорят!
– Гордость присуща мужчинам, Нори-сама. Возможно, вам ее полностью и не дано понять.
– Но обаасама тоже все время о ней говорит, а она не мужчина.
Акико фыркнула и прикрыла ладошкой рот, сдерживая смех.
– Ваша высокочтимая бабушка… не похожа на большинство женщин, маленькая госпожа.
Нори неохотно вернулась на чердак. Вяло поковыряла обед и отодвинула стакан молока.
– Хочу что-нибудь сладкое. Пусть кухарка приготовит мне торт.
Акико вскинула бровь.
– Какой же торт?
– Хочу лимонный. И чтобы со взбитыми сливками.
Служанка поклонилась и вышла, оставив Норико томиться в одиночестве. Девочка раздраженно походила по чердаку, взяла сборник стихов и, устроившись у окна, принялась читать. Учебник истории, который ей дал сенсей, лежал на верхней полке и собирал пыль. Когда через несколько недель занятия возобновятся, Нори явно нарвется на суровую выволочку. Саотомэ-сенсей всегда уезжал на лето, однако ожидал, что она не забросит учебу.
Нори просидела за чтением несколько часов, а когда принесли торт, слегка поковыряла в нем ложкой. Немного поиграла с Шарлоттой. Отказалась от ужина и пропустила мимо ушей возражения Акико.
Когда служанка велела ей идти спать тоном, который означал «не спорь, или я пожалуюсь бабушке», Нори произнесла про себя бранное слово.
Натянув через голову ночную рубашку, она ощутила за спиной чье-то присутствие.
– Нори.
Судя по тону, брат был ею недоволен.
Нори повернулась.
– Аники…
Его взгляд словно обдал холодным душем.
– Слышал, ты ведешь себя как капризный ребенок.
– Я не вела себя как капризный ребенок.
Ложь была настолько ужасной, что Нори с трудом сумела сохранить невозмутимое выражение лица. Однако на кону стояла гордость. Проклятая гордость Камидзы. Хоть сколько-то ее может оказаться и у ублюдка.
Акира закатил глаза и нетерпеливо посмотрел на свои наручные часы, словно Нори встревала в его тщательно спланированный график.
– Брось. Я не могу проводить с тобой каждую свободную минуту. И даже если бы мог, то не захотел бы. Что ты собираешься делать, когда начнется школа?
У нее пересохло во рту.
– Гакуэн? Школа?
Акира снова закатил глаза, и Нори подумала – несколько язвительно, – что поделом ему будет, если они там и застрянут.
Тусклый свет комнаты еще больше подчеркивал бледность брата, и Акира сиял, словно Иисус перед грешниками. Само его присутствие проливало флуоресцентный свет на все, чего у Нори не было.
– Да, школа. Мои занятия начинаются через несколько недель. Я и так все откладывал, смерть отца послужила достойным оправданием. Я не то чтобы в восторге от места, которое выбрала для меня старуха. Но у них есть учитель музыки мирового класса. Поэтому я согласился на сделку. Так вот, меня не будет весь день. И пока меня нет, тебе нельзя морить себя голодом.