– Прибывает сегодня, – повторила она. – Чтобы жить здесь.
Бабушка сухо кивнула и продолжила, недовольная еще и тем, что ее вообще прервали:
– Ему пятнадцать. Учителя и родственники говорят, что мальчик исключительно одарен. Он принесет нашей семье великий почет.
Она умолкла, ожидая от Нори реакции. Когда той не последовало, бабушка разочарованно вздохнула:
– Норико, это хорошая новость. Мы все должны быть счастливы.
– Да, обаасама. Я очень счастлива.
Бабушка пронзила ее холодным взглядом. Для заявленного счастья девочка выглядела слишком безрадостной.
– Ему сообщили о твоем… присутствии. – Старая женщина поморщилась.
Если обычно бабушка относилась к существованию Нори равнодушно, а иногда, как ни парадоксально, настойчиво им интересовалась, то теперь она утратила даже былые крохи терпения. Нори оставалось полагать, что с предстоящим появлением мальчика терпеть ублюдка будет куда тяжелее.
Бабушка глубоко вздохнула и продолжила:
– Я заверила, что ты его не побеспокоишь. Если он решит тебя признать, так тому и быть. Однако ты не заговоришь с ним, пока он к тебе не обратится. Он – наследник этого дома. Тебе надлежит проявлять к нему должное почтение и уважение. Вакаримас ка? Ты меня понимаешь?
Обычно Нори кивнула бы или опустила глаза, да что угодно, лишь бы показать готовность повиноваться в тщетной надежде, что эти маленькие жесты каким-то образом увидит мать.
И вдруг что-то вырвалось из глубины души. Слетело с языка, просочившись меж сомкнутых губ.
– Нет!
Комнату окутала мертвая тишина. Нори огляделась в поисках человека, выкрикнувшего это слово. Наверняка его произнес кто-то другой. И уставилась на бабушку, не менее потрясенную. Колючие глаза широко распахнулись, рот с поджатыми губами разинулся. Юко тоже невольно оглядела комнату, убеждаясь, что среди них нет призрака.
Нори попыталась сдержать непокорство, но слова лишь хлынули вновь:
– Я… я просто имею в виду… я должна с ним поговорить. Мне нужно с ним поговорить. Онэгаи симас, обаасама. Пожалуйста.
Бабушка преодолела разделяющее их расстояние в считаные мгновения. Нори скорее услышала пощечину, чем ощутила ее. Голова мотнулась вбок, перед глазами все смазалось и побелело. Кукла соскользнула с колен и упала на пол, следом рухнула и сама Нори.
Бабушка опустила руку, ее лицо выражало полное безразличие. Она просто повторила вопрос, медленно и спокойно, как говорят с умственно отсталыми:
– Ты меня понимаешь?
В один сокрушительный миг к Нори вернулся страх. Будто щелкнул выключатель. Откуда-то издалека донесся тихий голос:
– Да, бабушка. Конечно. Как скажете.
– Хорошо. Я пошлю за тобой, когда он приедет. Акико купила тебе кое-что из одежды по этому случаю.
В прошлый раз Нори получила новый наряд больше полугода назад. Она жила ради подарков – чего-нибудь блестящего, чего-нибудь, что можно заплести в волосы или повязать вокруг шеи бантом. Редкие обновки разнообразили постылое существование. И все же Нори не сумела обрадоваться новости.
Она понимала, что должна выразить благодарность, но не находила в себе сил открыть рот.
Девочка стояла на коленях, может, минуту, а может, целый час, пока бабушка в подробностях рассказывала о том, как следует себя вести.
– Никаких нелепых вопросов… Никаких громких шагов, неуклюжих движений… Не сутулься… Глаза в пол и улыбайся… Выглядишь так, будто лимон проглотила… Достоинство… Почтение… Изящество… Благопристойность… Честь…
С трудом разбирая слова за грохотом собственного сердца, Нори умудрялась время от времени кивать. Ее кожа, несмотря на теплоту на чердаке, покрылась мурашками. В рот словно набили опилок.
Лишь когда бабушка развернулась и начала уходить, Нори поняла, что кое-что забыла. Она сделала два осторожных шажочка вперед и протянула дрожащую руку, неуверенная, что именно пытается схватить.
– А… бабушка!
Та остановилась и повернула голову. Шелковистая завеса волос колыхнулась.
– Его имя… – Нори запнулась, почему-то неудержимо заморгав. – Как его зовут?
– Акира.
И бабушка быстрым шагом удалилась, явно потратив на этот разговор куда больше времени, чем намеревалась.
Нори осталась стоять в тишине. Ноги неистово дрожали – но не от страха. И не от невыносимой тревоги.
Ее трясло совсем по иной причине, только Нори не понимала по какой. Не могла подобрать для этого чувства название. Внезапно строгий запрет бабушки заговаривать с братом без приглашения показался ей бессмысленным.