В выражении его лица промелькнула боль.
Я хотела слишком многого. Я знаю. Но мне было так нужно. Правда, очень-очень нужно.
И он взял меня лицом к лицу, но прятал свое лицо в моей шее.
«Погляди на меня. Пожалуйста. Погляди на меня!» – хотелось сказать мне.
Когда все закончилось, он отстранился и свернулся калачиком, отвернувшись от меня.
Я обняла его, желая впитать его боль, стараясь спрятать свою.
– Может быть, нам стоит с кем-то поговорить.
– Ты имеешь в виду психолога?
– Это могло бы помочь.
– Ты никогда не говорила об этом.
Приподнявшись на локте, я посмотрела на него.
– Дело не в этом. Ты никогда ни с кем не обсуждал то, что случилось.
– Тут не о чем говорить. Это уже в прошлом.
– Но оно все еще тут. – Я положила руку ему на сердце. – Тебе не кажется, что пора с этим разобраться?
– Что ты от меня хочешь, Шейда? Чтобы я сидел на кушетке и рассказывал какому-то постороннему человеку, что не могу заниматься любовью с собственной женой, потому что всякий раз, когда гляжу на нее, вижу это чудовище?
Я проглотила эти слова.
Я хотела не этого. На самом деле я хотела чего-то другого, кого-то другого, и в попытках убежать от своего желания заставляла своего мужа пройти сквозь ад.
– Нет, – ответила я, внезапно ощущая глубокую усталость. – Давай спать, Хафиз. Ты тут, я тут, дети спят в своих комнатах. И важно только это.
Мы прижались друг к другу, две души из разрушенных домов, решившие держаться вместе и не позволить лапам, протянутым из прошлого, разрушить нашу семью.
9. Посейдон
27 декабря 1982 года
Паша Моради. Я совершенно ясно помню, как впервые услышала это имя. Мой мир качался на грани, готовый вот-вот перевернуться, а я стояла, ничего не подозревая, в теплом, прекрасном ярко-алом пальто, которое только что купил мне Хафиз.
Это был период всего самого первого. Первая зима; первое Рождество в Канаде; первый случай, когда мы с Хафизом смогли провести вместе целых три дня.
Мы купили два куска обжигающей пиццы и остановились на детской площадке позади нашего дома. Хафиз смахнул со скамьи шапку свежевыпавшего снега и улыбался, глядя, как я подстилаю салфетку, прежде чем сесть на нее в новом пальто.
– Оно тебе нравится? – спросил он.
Пальто было дороже, чем он мог себе позволить. Я волновалась, что скажет Ма, когда мы вернемся домой.
– Оно такое прекрасное.
Было немножко смешно, насколько неловко я ощущала себя с человеком, за которого вышла замуж больше двух месяцев назад. Но сегодня, когда он снимал с моего куска пиццы колечки красного лука, который, как он знал, я не люблю, мое сердце захлестнула волна неожиданной нежности. Этим простым действием Хафиз развеял все мои сомнения и снял неловкость.
Я впилась зубами в кусок хрустящего теста, и вкус расплавленного сыра и томатов казался мне лучше всего, что я могла вспомнить. Он заботился. Заботился обо мне. Это читалось в его глазах, в том, как он слегка приоткрыл ворота, ровно настолько, чтобы я могла проскользнуть на эту тщательно охраняемую территорию. Мне хотелось сидеть здесь всегда, глядя, как на балконах мигают гирлянды лампочек.
– Ты катаешься на роликах? – спросила я.
– На роликах? – удивился он. – Нет. А ты?
– И я нет, – рассмеялась я. – Я просто вспомнила одну пару, которую видела на пляже в тот день, когда мы встретились. Они казались такими счастливыми.
Он взял меня за руку в перчатке и тихо пожал ее.
– Шейда, я знаю, что мы не… Что я не…
Слова не шли, он сделал глубокий вдох и начал сначала.
– Я знаю, что есть вещи, которых ты не понимаешь, но я хочу, чтобы мы были как та пара. Когда я увидел тебя, то понял, что существуют вещи, о которых я даже не мечтал. Шейда, я хочу отдать тебе все, что есть во мне хорошего. Я обещаю, что сделаю все, что могу, чтобы ты была счастлива, Шейда.
У меня сжалось сердце. Я ощущала себя большим красным шаром, готовым взлететь.
Взявшись за руки, мы обошли мусорные баки позади здания. Когда мы приблизились к лифту, нас встретил теплый поток воздуха из прачечной, пахнущий сохнущим бельем. Хафиз притянул меня к себе и уткнулся носом мне в шею. Мне нравилось, как его щетина покалывает мне кожу.
Когда мы вошли в квартиру, Ма пребывала в таком возбуждении, что даже не заметила моего нового пальто.
– Паша Моради позвонил. Он получил документы! Он едет в Торонто! Подожди, пока он устроится.
– Когда? – спросил Хафиз. – Когда он приезжает?
– Через две недели, – сказал Педар, сияя от уха до уха.
Я впервые видела на безразличном лице Камаля Хиджази что-то кроме уныния и скуки.