– Нет, – сказал Джек. – У меня бессонница.
– Тебя что-нибудь тревожит?
– По жене скучаю.
– Пускай она сюда приедет.
– Нет, для этого я слишком стар.
– Мы хорошенько погуляем вечером, перед тем как тебе ложиться, ты устанешь и заснешь.
– Устану! – сказал Джек. – Я и так все время чувствую себя усталым.
Он всю неделю был такой. Не спал по ночам, а утром чувствовал себя так – ну, знаете, когда даже руку сжать в кулак не можешь.
– Выдохся, – сказал Хоган. – Как вино без пробки. Никуда не годится.
– Я никогда не видал этого Уолкотта, – сказал я.
– Он Джека убьет, – сказал Хоган. – Пополам перервет.
– Ну что ж, – сказал я. – Надо же когда-нибудь и проиграть.
– Да, но не так, – сказал Хоган. – Люди подумают, что он совсем не тренирован. Это портит нашу репутацию.
– Ты слышал, что о нем говорили репортеры?
– Еще бы не слышать! Они сказали, что он ни к черту не годен. Сказали, что его нельзя выпускать на ринг.
– Ну, – сказал я, – они ведь всегда врут.
– Так-то так. Но на этот раз не соврали.
– Э, откуда им знать, в порядке человек или не в порядке.
– Ну, – сказал Хоган, – не такие уж они дураки.
– Только и сумели, что разругать Вилларда в Толедо. Этот Ларднер, сейчас-то он умный, а спроси его, что он говорил о Вилларде в Толедо.
– Да он к нам и не приезжал, – сказал Хоган. – Он пишет только о больших состязаниях.
– А, плевать мне на них, кто бы они ни были, – сказал я. – Что они понимают? Писать они, может, и умеют, но что они понимают в боксе?
– А сам-то ты считаешь, что Джек в форме? – спросил Хоган.
– Нет. Он сошел. Теперь одного не хватает, чтоб Корбетт изругал его как следует, – ну, и тогда все будет кончено.
– Корбетт его изругает, будь покоен, – сказал Хоган.
– Да. Он его изругает.
В эту ночь Джек опять не спал. Следующий день был последний перед боем. После завтрака мы опять сидели на крыльце.
– О чем ты думаешь, Джек, когда не спишь? – спросил я.
– Да так, беспокоюсь, – сказал Джек. – Беспокоюсь насчет своего дома в Бронксе, беспокоюсь насчет своей усадьбы во Флориде. О детях беспокоюсь и о жене. А то вспоминаю матчи. Потом у меня есть кой-какие акции – вот и о них беспокоюсь. О чем только не думаешь, когда не спится!
– Ну, – сказал я, – завтра вечером все будет кончено.
– Да, – сказал Джек. – Это очень утешительно, не правда ли? Раз, два – и все уладится, так, по-твоему?
Весь день он злился. Мы не работали. Джек только поупражнялся немного, чтобы размяться. Он провел несколько раундов боя с тенью. И даже тут он производил неважное впечатление. Потом немного попрыгал со скакалкой. Он никак не мог вспотеть.
– Лучше бы уж совсем не работал, – сказал Хоган. Мы стояли рядом и смотрели, как он прыгает со скакалкой. – Он что, совсем больше не потеет?
– Да, – вот не может.
– Ты думаешь, что он хоть сколько-нибудь в форме? Ведь он, кажется, всегда легко сгонял вес?
– Нисколько он не в форме. Он сходит, вот что.
– Надо, чтобы он вспотел, – сказал Хоган.
Джек приблизился, прыгая через скакалку. Он прыгал прямо перед нами, то вперед, то назад, на каждом третьем прыжке скрещивая руки.
– Ну, – сказал он, – вы что каркаете, вороны?
– Я считаю, что тебе больше не надо работать, – сказал Хоган. – Выдохнешься.
– Ах, как страшно! – сказал Джек и запрыгал прочь от нас, крепко ударяя скакалкой об пол.
Под вечер на ферму приехал Джон Коллинз. Джек был у себя в комнате. Джон приехал из города в машине. С ним было двое приятелей. Машина остановилась, и все они вышли.
– Где Джек? – спросил меня Джон.
– У себя. Лежит.
– Лежит?
– Да, – сказал я.
– Ну, как он?
Я посмотрел на тех двух, что приехали с Джоном.
– Ничего, это его друзья, – сказал Джон.
– Плохо, – сказал я.
– Что с ним?
– У него бессонница.
– Черт, – сказал Джон. – У этого ирландца всегда бессонница.
– Он не в порядке, – сказал я.
– Черт, – сказал Джон. – Всегда он не в порядке. Десять лет я с ним работаю, и никогда еще он не бывал в порядке.
Те, что с ним приехали, засмеялись.
– Познакомьтесь, – сказал Джон. – Мистер Морган и мистер Стейнфелт. А это мистер Дойл. Тренер Джека.
– Очень приятно, – сказал я.
– Пойдем к Джеку, – сказал тот, кого звали Морганом.
– Да, поглядим-ка на него, – сказал Стейнфелт.
Мы все пошли наверх.
– Где Хоган? – спросил Джон.
– В сарае, со своими клиентами.
– Много у него сейчас народу? – спросил Джон.
– Только двое.
– Тихо у вас, а? – спросил Морган.
– Да, у нас тихо, – сказал я.
Мы остановились перед дверью в комнату Джека. Джон постучал.
Ответа не было.
– Спит, наверно, – сказал я.
– С какой стати ему спать среди бела дня?
Джон нажал ручку, и мы вошли. Джек лежал на постели и спал. Он лежал ничком, уткнувшись лицом в подушку. Он обнимал подушку обеими руками.
– Эй, Джек! – сказал Джон.
Голова Джека шевельнулась на подушке.
– Джек! – сказал Джон, наклоняясь над ним. Джек еще глубже зарылся в подушку. Джон тронул его за плечо. Джек приподнялся, сел и посмотрел на нас. Он был небрит, на нем был старый свитер.
– Черт, – сказал Джек. – Что вы мне спать не даете?
– Не сердитесь, – сказал Джон. – Я не знал, что вы спите.
– Ну конечно, – сказал Джек. – Уж, конечно, вы не знали.
– Вы ведь знакомы с Морганом и Стейнфелтом, – сказал Джон.
– Очень рад, – сказал Джек.
– Как себя чувствуете, Джек? – спросил Морган.
– Великолепно, – сказал Джек. – Как мне еще себя чувствовать?
– Вид у вас хороший, – сказал Стейнфелт.
– Куда уж лучше, – сказал Джек. – Послушайте. – Он повернулся к Джону. – Вы мой менеджер. Вы на мне берете хороший куш. Какого же черта вас нет на месте, когда сюда являются репортеры? Мы с Джерри, что ли, должны с ними разговаривать?
– У меня Лью работал в Филадельфии, – сказал Джон.
– А мне какое дело! – сказал Джек. – Вы мой менеджер. Вы на мне берете хороший куш. Какое мне дело, что там у вас в Филадельфии? Вы там не для меня денежки загребали. Какого черта вас нет, когда вы мне нужны?