Лиля приехала ко мне в отряд нежданно-негаданно. До этого наш отряд — Пайшамбе, Тамир и я — целый месяц работал в угрюмых горах Восточного Памира. Весь месяц маршруты и маршруты. Вставали в темноте, днем — бесконечные восхождения, режущий ветер со снегом на перевалах. Возвращение в сумерках: палатка, ужин в дрожащем пламени свечи и спальный мешок. За этот месяц я ни разу не поговорил ни с кем о вопросах геологии, которые мучили и волновали меня, не получил ни одного письма. И порою вечером, когда я сидел перед палаткой в ожидании ужина и смотрел на геометрически правильные чернеющие профили хребтов, на малахитовое или желтое, точно дыня, небо и слушал, как Пайшамбе детским голосом поет что-то просительное и несбыточное, мне начинало казаться, что мы никогда уже не выйдем из этих гор, что жизнь давно ушла вперед, а мы позабыты здесь навечно.
Мне всегда, сколько я себя помню, чудилось, что я упускаю настоящую жизнь, что она не здесь, где я сейчас, а где-то далеко и я должен рваться туда.
И вот после такого-то настроения появляется Лиля, прямо из Ленинграда. К нам пришла наконец машина с базы, привезла продукты, приехал проведать меня Прохор Иванович, главный геолог экспедиции. Когда я подбежал к машине, дверь кабины открылась, и на подножке возникло этакое видение — красноволосая девушка в прозрачном плаще. В руке она держала новые рабочие ботинки, связанные шнурками Она выпрыгнула на прибрежные кочки (мы тогда стояли на берегу озера Рангкуль, под знаменитыми скалами), осмотрелась и заявила:
— А у вас здесь чудненько!
«Чудненького» там было мало: соленое озеро с топкими берегами, мертвые солончаки вокруг и ежедневный пыльный ветер.
Низенький Прохор Иванович в сидящей мешком штормовке, черные, заросшие Памир и Пайшамбе да я в нелепом красном вязаном колпаке — мы окружили ее, и я впервые увидел, какие мы одичавшие.
— Вы не лазали в эти знаменитые пещеры? — спросила она и небрежно показала рукой на скалы.
— А нам там нечего делать, — ответил я и снял почему-то свой колпак. Я знал, что похожу в нем на третьесортного гнома (нос облупился, борода белобрысая, волосы спускаются на уши).
Я стал поспешно засовывать колпак в карман брюк, она попросила:
— Разрешите примерить? — Ловко посадила колпак на свои буйные осенние вихры, вытащила зеркальце, взглянула мельком и заключила: — О, это модно!
— Возьмите его себе! — предложил я и покраснел.
В первом же маршруте я с ней намаялся. Одни люди, впервые попадающие в горы, пугаются каждой скалы, другие лезут куда попало без страха и сомнения. Лиля оказалась из вторых. Мы подошли к известнякам над рекой. Я сел записывать первое обнажение, и минут через пять сверху посыпались камни. Я поднял голову — она карабкается выше меня метрах в ста на скалу.
— Лиля, зачем вы туда забрались? — спросил я спокойно.
— А отсюда здорово видно долину!
— Слезайте сейчас же. Мы пойдем низом.
Она, не слушаясь, ступила на карниз, прошла несколько шагов по самому краю, балансируя руками. Остановилась и говорит:
— Ой как жалко! Полеземте через скалы.
Я разозлился и крикнул ей:
— Если хотите волю тренировать или играть в бесстрашие, то во время отпуска займитесь альпинистским спортом. А сейчас вы на работе!
Сказал и отвернулся от нее.
Она стояла там, на карнизе, молча, очевидно, обиженная. А может, она альпинистка? Альпинисты вызывают у нас добродушную усмешку. Почти каждый божий день весь сезон мы совершаем восхождения, ради которых они едут из Москвы и Ленинграда со специальными рюкзаками и ботинками, с ледорубами и таблетками. В дороге поют свои гитарные грустно-мужественные песни про догорающий костер. Держатся они небрежно, деловито, точно всю жизнь ходят в горы и горы им порядком надоели.
Я снова посмотрел вверх — Лиля все стояла и любовалась «видом».
— Спускайтесь, нечего, — сказал я.
Она стала спускаться легко, точно по институтской лестнице. Посыпались камни.
— Не торопитесь, — сказал я, чувствуя вдруг холодок в спине.
— Ничего, — ответила она, прыгнула на осыпь, и ее понесло.
Я выскочил навстречу, и она ударила меня острым плечом в грудь, а ее волосы плеснули мне в лицо.
Она, видно, здорово ушиблась, но только засмеялась и сказала «спасибо» таким тоном, точно я помог ей сесть в троллейбус.
День наш обычно проходил так. Вставали мы до солнца и, дрожа, отвернувшись друг от друга, одевались. Геройски чистили зубы ледяной водой и запевали-французскую песенку: