— Ехал я с охоты… — начинал, к примеру, Сапар-ака, застенчивый чабан с усами, похожими на мышиные хвостики. — Ехал на ишаке и вез архара — рога в два кольца… Внизу река прыгает, кричит, плачет — луны нет. В винтовке последний патрон. Ночь подползает, чай два дня не пил, устала душа… Впереди — черное ущелье, Ак-Хатын называется. Знаешь, что такое Ак-Хатын? Это белая женщина. Идет она ночью над рекой, по скалам… Если увидит ее человек, от страха умрет. Еду я около самой реки, вода прыгает ишаку на ноги… И падает на меня со скалы камень… Хочу посмотреть вверх, и не могу поднять голову… умереть боюсь. Река кричит, плачет… и тут прыгает сверху на меня белое, хватаю винтовку и стреляю последним патроном… Гляжу — не Ак-Хатын на тропе лежит, а барс, снежный барс с белыми пятнами…
От таких рассказов шла кру́гом голова. Киргизы допивали чай, прятали остатки сахара в карманы и просили позволения заглянуть в палатку. Они брали в руки каждую вещь, переворачивали, передавали друг другу и прищелкивали языком. Особенное восхищение у всех вызывала кружка из пластмассы, которую можно было смять точно мячик, а она снова расправлялась. Заливаясь детским смехом, гости плющили ее в-жестких ладонях и даже колотили палкой. Осмотревши вещи и попросив лука или соли, чабаны вылезали из палатки и доставали свои ободранные бинокли. Они внимательно осматривали вершины гор вокруг и обязательно находили архаров. Гоша хватал свой новенький бинокль и смотрел тоже, но ничего не замечал. Киргизы посмеивались, показывали руками:
— Э-э, сыматри, тридцать штук ходит.
Гоша ничего не видел.
Киргизы уезжали, а он долго еще тщетно впивался глазами в горы.
Наконец ему повезло. Пришел камеральный день, геологи с утра засели в палатках описывать свои образцы, а Гошу начальник отпустил на охоту.
Человек, впервые взявший в руки охотничье ружье, ничем не походит на человека без ружья. Новичок охотник, будь он академик или плотник, счетовод или милиционер, забывает в эти священные мгновения о работе, о жене, о земле и космосе, для него нет уже ничего, кроме ружья и таинственных шорохов, издаваемых бесчисленными зверями и птицами. Если над ним качнется ветка, то он будет высматривать на ней рысь, если с горы скатится камень, новичок оцепенеет в ожидании медведя… Вот так чувствовал себя и Гоша, когда шел вверх по долине. Он поднимался к горам, они медленно вырастали ему навстречу в своей угрюмой немой красе. Гоша отошел уже далеко от лагеря и решил, что вступил в девственный и дикий мир. Перед ним был холм, высокий и крутой, несомненно, он прятал за собой добычу. Гоша пригнулся и, тая дыхание, поднялся на холм. За холмом на кочковатой низине у ручья мирно паслось стадо яков, лежал мальчишка киргиз в куртке и сидела белокурая, похожая на льва собака.
Видимо, девственный мир начинался несколько дальше.
Целый день Гоша шел в тревожном ожидании и предчувствии желанной охоты, но ни на кого не наткнулся. И наконец впереди на желтом склоне он увидел два черных пятна. Они двигались прыжками вверх. В бинокль Гоша разглядел двух медвежат. У него перехватило дыхание и слезы выступили на глазах от счастливого волнения. Медвежата, играя и подпрыгивая, карабкались в гору. Медведица, конечно, была где-то рядом, но Гоша забыл об опасности. Такая удача! Задыхаясь, он побежал к зверькам. Одного он застрелит, второго приведет в лагерь! Пробежав по осыпи, Гоша упал, чтобы не спугнуть их.
Медвежата его не заметили. Они продолжали резвиться, вставая на задние лапы, и боролись. Пригнувшись, Гоша побежал к громадным камням — из-за них можно уже стрелять.
Добравшись до валунов, Гоша увидел медвежат вблизи. Но странные это были медвежата! Они забирались вверх по осыпи чересчур громадными прыжками. И вдруг один из них подпрыгнул метров на пять и опустился на камень. Гоша поспешно достал бинокль и пока искал медвежат прыгающими стеклами, оба они оторвались от земли и тяжело взмыли в воздух. Это громадные орлы. С медленно нарастающим свистом пронеслись над ним.
Досадная ошибка окончательно вывела Гошу из равновесия. Один раз к лагерю близко подошли архары — как назло, у Гоши не оказалось тогда под рукой ружья. Мы пробовали успокоить его. Кто-то из нас намекнул Гоше, что не стоит ему сейчас терзаться из-за архаров, потому что охота на них в мае запрещена. В мае у них появляется на свет потомство. Гоша, от природы добрый и внимательный, не слушал ничего и все больше трепетал в своей охотничьей лихорадке. Он был из тех натур, которые если уж увлекаются чем-нибудь, то до конца, и увлекаются всегда тем, что для них недостижимо, что им просто противопоказано.