Марзук начал таять и расплавляться. Дольше всего оставались и реяли в воздухе его васильково-голубые уши. Затем он ухнул и превратился в стул.
Тишкин несколько удивился и спросил:
— А сесть можно?
Стул быстро подвинулся к нему. Тишкин нерешительно сел, сразу встал и сказал:
— Спасибо.
Стул исчез, снова появился встрепанный Марзук и предложил:
— Теперь вы.
Тишкин замялся и неуверенно объяснил:
— Приустал я с дороги, товарищи. Растренировался. Но в случае какой тревоги превратюсь хоть в папу римского, вы не бойтесь. Это для меня семечки.
— Позвольте, вы обещали! — закипятился Марзук.
— Планета в опасности, а я ему в мебель буду превращаться! — возмущенно вскрикнул Ефим. — Чего стряслось-то?
— Мы вылетим на место катастрофы, — глухо проговорил Марзук. — Прошу всех на выход. Наш аэровоз за углом.
Под дымчато-прозрачным полом аэровоза проплывали тесные города, взметнувшиеся вверх, как перевернутые сосульки. Ни луга, ни деревца, ни зеркальца пруда, ни фермы, ни отдельно стоящей коровы или, на худой конец, козы не мог разглядеть Тишкин.
Потоки взбудораженных рюмян — кто бегом, кто на длинных, как гусеница, автобусах, кто по воздуху в прозрачных шарах-капсулах — неслись прочь от громадного рокочущего строения на горизонте.
— Куда и почему бежит население? — спросил Тишкин. — Докладывайте уж.
Поднялся Марзук.
— Коллега Глоус, — сказал он гробовым голосом, — недавно мы запустили саморегулирующуюся установку по серийному производству окончательно счастливых рюмян. Совершенно неожиданно производительность установки стала расти в геометрической прогрессии, а сама установка впала в бесконечность. Вот поглядите…
Тишкин прижался носом к прозрачной стенке, глянул вниз и ахнул… Из дымных недр порошкообразного строения, точно из вулкана, поднимались, перекидывались через стенки и неслись вниз бесчисленные лоткообразные эскалаторы. Они поднимали потоки сначала бесформенных, но уже живых существ, которые на ходу обрастали руками и ногами.
Наверху, на самом изгибе, существо-полуфабрикат на секунду задерживалось. Оно заранее плясало от счастья, хотя имело пока еще недоработанную голову, как у снежной бабы. Обжимно-прессовое устройство мигом обхватывало заготовку, и на ней появлялись глаза, рот, нос, ушки и косая челочка. Существо разевало рот, и, пока выкрикивало свой номер, ему вставлялись зубы.
Внизу специальная машина обсыпала каждый экземпляр тальком, вставляла в кулачок синтетический цветок и давала шлепка под зад — очередной счастливый рюмянин начинал бессмертную жизнь. Правда, изредка кое-кто не успевал получить зубы: тогда его с середины эскалатора выхватывал крюк и забрасывал обратно в горшок, в сырье.
— Сколько она шлепает в час? — спросил хмуро Тишкин.
— Начали с двадцати тысяч, а теперь она выгоняет до ста тысяч.
— Какие показатели по полу?
— Пола нет.
— Ну и порядки! Куда деваете продукцию?
Марзук вздохнул:
— Поскольку кормовые ресурсы планеты исчерпаны, штабелируем выборочно тех, кто перестает радоваться. Обстановка тяжелая — многие расштабеляются, вылезают, разбегаются… По самым скромным подсчетам, к среде планета будет покрыта тройным слоем жителей.
— Голову вам надо отвернуть за эту установку, граждане Центр! — сказал Тишкин. — Заклинить ее не пробовали?
— Она нас не слушается, — плаксиво сказал Марзук. — Все помехи устраняет сама. Приближаться к ней опасно: она уже схватила ученого секретаря и забросила в сырье.
— Взорвали бы к свиньям.
— Пробовали. В знак протеста она отпочковала от себя дочернюю установку, которая пока, правда, штампует безголовых.
Тишкин засопел и сердито спросил:
— Какой лопух эту перпету-мобиль придумал?
Наступила неловкая тишина. Марзук робко хихикнул зеленым ртом:
— Эту установку придумали вы, дорогой Глоус. Вы дали идею.
У Тишкина вспотели даже глаза.
— Идейка-то была ничего, — сказал он неуверенно. — Но кто прошляпил бесконечность? Кто…
— Марзук, не заговаривайте нам зубы! — вдруг сказал Лур сурово. — Это вы вогнали установку в бесконечность своими интригами!
Тишкин до того расстроился, что даже замахнулся на Марзука:
— Загубил планету, дубина!
Марзук визгливо переспросил:
— Вы слыхали? А ну, все-таки покажь знак качества на руке, голубой знак химического бессмертия!
И, ухватив руку Тишкина, Марзук стал совать ее в лицо подскочившим коллегам.
На крепких загорелых пальцах Тишкина было написано печатными буквами: ДАША. А ниже во всю кисть был изображен женский торс.