Но вот какой парадокс удивил нашего Артура, когда он вспомнил о дерзновенном французе. Вместо того чтобы отвратить людей от аэронавтики и увлечь их смелой проблемой механического полета, Надар гибелью своего "Гиганта" подхлестнул интерес к воздухоплаванию. Аэростаты вдохновили и великого фантаста Жюля Верна, засевшего за роман "Пять недель на воздушном шаре".
...Пока наш ученый друг вел дипломатические переговоры с отделами, уламывал сопротивляющихся, раззадоривал скептиков, вдохновлял нерешительных, мы тоже не чаи гоняли. Надули оболочку и сразу нашли несколько проколов. Сенечка жирным фломастером отметил места, требовавшие ремонта. Мы зачищали прорезиненную ткань мелкой металлической щеткой, напильником и шкуркой, обезжиривали ацетоном, накладывали лист сырого каучука с шелковой тканью и приваривали заплату утюгом с тысячеваттной спиралью. Каучук постепенно плавился, навек срастаясь с оболочкой.
Убедившись в отсутствии посторонних на вверенном участке, прибегал в эллинг Митька, ложился у порога, клал безобразную морду на вытянутые лапы и кроткими, виноватыми глазами смотрел на нас, работавших, как бы говоря: "Я и рад бы помочь, но не мое это собачье дело".
Самый наглый из молодых котят - Прошка, который, в отличие от других, сам давался нам в руки, приблизился к псу, нервно поводя хвостом и на всякий случай выгнув спину. Его подмывало познакомиться с Митькой, но звериный язык жестов, повадок, взглядов во многом разнился у них, как и у людей, скажем, центральноафриканского племени Або и чистокровных оксфордцев. Однако пес по каким-то ужимкам понял, что у маленького пройдохи чистое сердце. Он лениво шевельнул хвостом: валяй, мол, дальше. И Прошка уселся прямо перед огромной пастью Митьки, бесстрашно состроив равнодушную мину на усатой мордашке. Пес ткнул его языком, согласный на мирное сосуществование.
На ремонт оболочки ушла неделя. Не скажу, что она была легкой. В те моменты, когда надо быть в эллинге, в туалетах административных учреждений не срабатывали бачки; текли краны; гудели дроссели, содрогая кожуха дневных светильников, нервируя сотрудников; какой-то обормот сжег кипятильник из тех, которыми нелегально пользовались все отделы, отчего вырубились розетки правого крыла главного корпуса; подоспело время регламентных работ с электродвигателями.
Пыхтел недовольно Зозулин, так возмущаются пенсионеры при виде лихой молодости. В электричестве кое-что он мог бы устранить и сам, так нет! Получив заявку, он названивал в эллинг, куда мы провели телефонную времянку, и, не скрывая злорадства, гудел в трубку:
- В химлаборатории лампа замигала. Надо заменить...
- Ну так замените. Возьмите запасную, поднимитесь в лифте на третий этаж и вставьте!
- Я не дежурный электрик.
- Ну вы же, Григорьевич, понимаете, не бежать же мне из-за такой ерунды километр от эллинга и обратно?!
Зозулин все понимал. Но его тяготило одиночество, приближающаяся дряхлость, когда накатывает горькое сознание, что ничего из прошлого уже не вернешь. Вот и зловредничал.
Однажды, ожесточившись, я пригрозил в новой книжке вывести отрицательного типа под его фамилией.
- Но у меня внуки, правнуки! - заволновался Зозулин.
- Они будут стыдиться вас, и в школе все станут дразнить ваших зозулят.
Я уж и сам не рад был, что сморозил такую глупость. Я не предполагал, что в непорочной зозулинской голове в одно мгновение пронеслось несколько вариантов отпора на мой злостный выпад. Пожаловаться в профком? Но я не стою там на учете, поскольку принят на временную работу. Обратиться к начальству? Засмеют. Нет факта, вещественного, так сказать, доказательства. Приструнить милицией? А за что? Я не хулиган и не пьяница. Как ни крутил, а оказался наш Зозулин без защиты. Он, счастливый, не знал, какие муки претерпевают авторы, пробиваясь через издательские тернии к читателю. Он простодушно верил в могущество печатного слова. И потому ему стало страшно.
- Не надо! - с баса он сорвался на петушиный дискант. - Не губи!
- Тогда не зловредничайте, - мстительно проговорил я. - Мы же не только для себя стараемся - для науки! Вы когда-то здесь один справлялись. Встряхнитесь! Вспомните молодость! Энтузиазм!
6
- Дурачок, ведомо ли тебе, Зозулин пинком распахивает дверь в кабинет директора? - вспылил Артур, узнав об инциденте.
- Но Зозулин прекратил звонки!
- Зозулин сейчас звонит в другие места!
Однако старик, сам того не осознавая, с шаткой почвы мечтаний поставил нас на твердый фундамент реальности.
Наша Обсерватория не отличалась от любой другой конторы. Слухи о таинственных делах в некогда забытом эллинге поползли по коридорам, как струйка угарного газа. От незнания рождались легенды. Предположения высказывались разные. "Самогон гонят, мерзавцы", - говорили одни. "И продают в неурочное время по десятке за бутылку", - добавляли другие. "Не знаю уж что, но химичат налево", - заверяли третьи. "Говорят, клад ищут, Сенечка, в бытность аэронавтом, там его зарывал". - "Тогда зачем мотор, станки, свет?"
К чести сказать, разговоры велись пока в низах, в среде, так сказать, обслуживающего персонала. На этажах повыше, среди младших научных сотрудников, помалкивали. Там своих забот хватало. А старшие сотрудники, среди которых орудовал Артур, попросту выжидали, чем дело кончится, когда докладная дойдет до начальства
Зозулин, представляя нижний эшелон, тем не менее был вхож в высший, как заслуженный солдат к генералу. Нынешнего директора Виктора Васильевича Морозейкина он знал еще с тех давних времен, когда тот проходил студенческую стажировку.
Но кроме Зозулина, подвальных тружеников связывал с дирекцией подвижный зам по хозяйственной части Стрекалис. Дважды он пытался совершить внезапный налет на эллинг, но был обращен в бегство нашим Митькой. А поскольку все, что крутилось, светилось, двигалось, самообеспечивалось и самоустранялось, попадало под его начало, то Марк Исаевич усмотрел в наших бдениях нечто незаконное, хищническое. Исподволь набравшись разных слухов, он ринулся к Морозейкину. В кабинете в это время Зозулин чинил селектор. Стрекалис выпалил сведения директору. Член-корреспондент в буквальном смысле витал в облаках, не спускаясь на грешную землю, и, конечно, оробел. Тут-то и подал голос Зозулин:
- Аэростат они делают, а не самогон варят.
Морозейкин недавно что-то слышал об аэростате от Гайгородова, но значения не придал, посчитав вопрос далеким, как следующая пятилетка. Оказалось же, что он стучался в дверь.
- Кто взялся за проблему? - спросил смутившийся Виктор Васильевич.
- Воронцов. И с ним Волобуй и новенький.
- Я не слышал о таких сотрудниках.
- Они оформились временно - один сантехником, другой электриком.
Морозейкин озадаченно почесал кончик носа. Он дождался, когда Зозулин подсоединил клеммы и водрузил на место кожух, нажал на клавишу аэрологического отдела:
- Артур Николаевич? Прошу ко мне!
Уж не знаю, о чем говорил директор с Артутом, только минут через тридцать увидел я своего друга, мчавшегося к эллингу волчьим наметом. Митька увивался рядом, норовил лизнуть лицо.
- Ну, братцы, началось, - задыхаясь, выпалил Артур и свалился на подставленный Сенечкой табурет.
Он поглядел на раздувшееся пузо аэростата с пластырями наклеек, на сетку, порванную в некоторых местах, на ивовую гондолу, покрытую для придания эластичности натуральной олифой.