Взревели двигатели, и звездолет плавно и стремительно, слегка задев листву деревьев, взмыл в синее небо.
Сирена сразу замолкла. «Кто же ее включил? — подумал Толя. — Ведь в корабле никого не было».
Глава 18. Планета, которая их не приняла
— Молодцы! — сказал Колесников, сидя перед пультом управления.
Сзади в глубоком молчании стоял весь экипаж.
— М-м-мы молодцы? — не поверил своим ушам Толя. — Ты шутишь?
— Да нет, вполне серьезно. Уложились в пятнадцать минут, а я ведь дал вам целых двадцать… Молодцы!
Толя отвернулся от него.
— Хочешь посмотреть вниз? — спросил Колесников. — Смотри, а то скоро ничего не будет видно.
Внизу, там, где только что стоял их звездолет, кучей сгрудились дикари в шкурах и грозили каменными топорами небу, а трое голых, обросших детенышей рвали на мелкие клочки потерянный Алькин альбомчик.
— Что-то не очень они ценят искусство нашего прекрасного живописца… — сказал Колесников.
К нему подошел Алька. Он был очень бледен, точнее, сер, губы дрожали, лицо было в свежих царапинах; и без того худое, оно еще больше заострилось.
— Я хотел, чтоб им было лучше, — сказал он, — хотел помочь им, чтоб они скорей развились и вырвались из темноты и невежества…
— Мало ли что ты хотел… — проговорил Колесников. — Они-то не хотели этого!
— Не хотели себе добра? Я ничего не пожалел бы для них!
— Оставь свою жалость при себе, — ответил Колесников.
— Дело не в этом, — вмешался Толя, — видно, не все можно сделать сразу; есть вещи, до которых каждый должен дойти своим умом…
— Видно! — хитро блеснул глазами Колесников. — Значит, никто из вас, доблестные земляне, не желает вернуться и пожить на той замечательной планете?
Экипаж подавленно молчал.
— Лена, как твоя нога? — вдруг спросил Колесников.
— Ничего…
— Ну что ж, в таком случае… — из глаз Колесникова прямо-таки брызнули радость и самоуверенность, — в таком случае поищем что-нибудь получше! Планету, где всем понравится, где никого не нужно жалеть, развивать и торопить… Согласны?
Никто ему не ответил.
— Скажи, кто включил на корабле сирену и выручил нас? — спросил у Колесникова Толя.
— Видно, электроника. Я же говорил, наш звездолет новейшей марки…
Толя вышел из рубки, наступил на что-то круглое, скользкое, крутнувшееся под ногой, и упал. Встал, потер ушибленный бок и поднял какой-то странный, откатившийся в дальний угол продолговатый пятнистый плод.
— Что это? Откуда?
Колесников повернулся вместе с креслом и внимательно посмотрел на Жору.
— Первый раз вижу! — покраснел Жора. — Наверно, случайно закатился в дверь…
— И по трапу пробрался вверх? — удивился Колесников.
— И так бывает, — сказала Леночка. — Такая уж эта планета, и плоды на ней особые…
— Подвергнуть химическому анализу, и если он будет благоприятен, дать на обед, — распорядился командир. — И надо этот плод скорей съесть или выбросить, потому что стрелка показывает, что корабль перегружен на семь килограммов, а для такого точного летательного аппарата, как «Звездолет-100», это многовато. — Колесников кивнул на циферблат со стрелкой в левой стороне приборной доски. — Впрочем, это ерунда, сойдет… А ты, Горячев, — добавил командир, — на трое суток освобождаешься от вахт. Иди отдыхай; если нужно успокаивающее, попроси у Лены… За штурвалом остается Звездин.
Алька быстро ушел из рубки. Вслед за ним ушли Леночка с Жорой.
Колесников долго молчал, прислушиваясь к работе двигателей, потом сказал, просияв:
— Отлично работают! Приятно послушать, лучше всякой музыки. — И неожиданно добавил: — Помнишь, что я говорил тебе на Земле насчет этого члена экипажа? Бедняга, как он исцарапался…
— Нет, ты не прав, тысячу раз не прав! — бросился в спор Толя. — Эта планета не в силах нас понять, и виноват здесь не Алька, не его доброта, а ее отсталость…
— Ну хорошо, пусть будет так, — сказал Колесников. — Садись в кресло, а я пойду посплю немножко: надо укреплять нервную систему для новых планет…