— Спасибо, хорошо!
— Как вас зовут? — продолжал Марк.
— София.
— Раз вы и здесь в курсе городских событий, то и обо мне знаете всё. Кто вы?
— Я служанка царицы. Мой муж в её охране.
— Вы завербовали кого-то из моих слуг — чего мне ожидать в следующий раз?
— Никто не знает, что я здесь. Вам нечего опасаться.
— В городе видели людей из охраны царицы. Вас ищут, — эту новость передал Марку Андрей, предупреждая о возможной опасности.
— Я знаю, — коротко ответила она, а затем продолжала прежним спокойным тоном: — Вы — грек, зачем вам зилоты, зачем сикарии? Декаполис никогда не был по-настоящему дружен с евреями.
— Вы, очевидно, тоже гречанка. Зачем вам еврейская царица?
— Но я на службе — это моя работа.
— Я тоже на службе, но только у своей идеи.
— Разве вы иудей? Разве вы верите в Иегову?
— Нет, мне отвратно рабство — я за всеобщее равенство.
— Но у вас есть рабы! — в голосе её прозвучало искреннее удивление. — И как вы представляете жизнь без рабов?
— Слуги, что вы видите в доме, — это не мои рабы. У меня нет рабов — есть вольноотпущенники, как видите, я могу обходиться без рабов и обхожусь без них.
— Но даже чужие они всё равно рабы.
— Уйдёте вы — уйдут и они.
Пришёл Пётр, принёс чистый кубок и снова удалился; а женщина, проводив его взглядом, обратилась к Марку, наливавшему вино в принесённый кубок.
— Кто для вас этот белый человек?
— Это мой друг и родственник, отец моего зятя — Пётр, скиф, как и моя жена — скифка. Он мой бывший раб, а теперь дед моих внуков.
Она была явно удивлена и не пыталась скрыть это, однако Марку было непонятно её удивление, поскольку в обществе, где она вращалась, вольноотпущенники не были редкостью и не встречаться с ними она не могла. Поэтому он спросил, что именно её удивило.
— Я просто не ожидала этого. Образованный, тактичный, порядочный человек… Показал мне вашу библиотеку, знает всё, что где лежит.
— Он с детства воспитывался и учился вместе со мной.
Как видите, рабы не есть изначально подлые люди.
— Я никогда так не думала. Просто есть миропорядок…
— …который нужно изменить.
— Неужели вы всерьёз надеетесь, что это удастся сделать?
— Как вы думаете, у Спартака была такая надежда?
— Надежда, очевидно, была, но каков результат?
— Согласитесь, что он был готов к такому результату.
Пять поколений моей семьи живут этой целью, и разве мне придёт в голову оставить борьбу, даже если мы потерпим поражение?
— Вы уже его потерпели.
— Это временное поражение, оно — наука, но даже если поражение будет окончательным, мир всё равно изменится. И это безусловно.
— Я завидую вашей уверенности, но не судьбе.
Расскажите мне о Менахеме, о зилотах.
«Что ей Менахем, что ей зилоты? — вдруг устало подумал Марк. — Наперсница царицы, жена римского воина… Ей нет дела до нашей борьбы — это очевидно, как нет дела и до тебя, поскольку о твоей судьбе она уже упомянула».
Заметив его медлительность, София повторила настойчиво:
— Прошу вас! — и добавила уже мягче: — Пожалуйста!
И Марк рассказал ей о своей семье, о Езекии, о Иуде Гавлоните, о Якове и Симоне, о Менахеме. Он видел, что рассказ произвёл на неё впечатление, и она сидела теперь задумчиво с кубком в руках, к которому изредка прикасалась губами, рельефными несколько больше меры, с глазами синими, как предрассветное ясное небо, затемнёнными длинными, густыми ресницами, невольно бросающимися в глаза своей необычностью.
Очнувшийся Марк, заметив, что пауза затянулась, вдруг неожиданно для себя спросил о Роксане.
— Вы любили её? — прозвучало в ответ.
Марк не знал, что ответить, ибо нелепо было бы отрицать, что ему была приятна близость с этой девушкой, но так же нелепо было бы думать, что он любил её в эти мимолётные встречи, скрашенные к тому же горечью разрыва с Вероникой.
— Нет, — ответил он. — Конечно же, нет. Это была просто жалость и, наверное, немного месть. Но я не хочу говорить об этом.
— Хорошо! Я расскажу вам, что произошло потом и почему я оказалась здесь, в вашем доме.
Измученная тщетным ожиданием встречи с Марком Вереника начала не на шутку злиться на него, а заодно и на рабыню, словно чувствуя её причастность к своим неудачам, поэтому однажды предложила её одному из своих гостей.
Когда же обман раскрылся, царица под пытками заставила служанку сознаться во всём, и это признание вызвало её безудержную ярость, перешедшую в истерику; она расцарапала рабыне лицо, потом избивала и таскала за волосы, а устав, отдала своим охранникам, лично наблюдая, как её насилуют опять, опять и опять.