Тигр-лев и пеший орел нравятся папаше жениха, а мамаша сидит надувшись. Я думала — характер такой, а оказывается, она нюхом, как горный орел, почуяла опасность: после жульена тамада набросился на нее и родительницу невесты.
Свекровь и теща во время типичной московской свадьбы переживают настоящие терзания, ибо бесстыдные эротические намеки, составляющие развлекательную, глумливую часть действительно народной русской свадьбы, давно уже не используются, и остается только наваристый социальный юмор. Свекровь и теща — анекдотические персонажи, комические фигуры — кому ж, как не им, развлечь застолье. Тамада подходит к сватьям с заранее подготовленными шпаргалками, добрые женщины не смеют отказаться.
Теща: «У меня была лишь дочка, а теперь я при сыночке. Дочка мужа заимела, я сынком разбогатела (голос становится бесцветным, пустым). Раз жене твоей я мать, будешь мамой называть».
Мама жениха вскидывается, на лице ее появляется гримаса убийственной мимической силы. «Он выпил рюмку с гримасой, от которой случился бы выкидыш у маркитантки», — однажды написал о Суворове военный мемуарист де Дама; только на мирной столичной свадьбе я поняла, что мог иметь в виду наблюдательный воин.
Мама невесты, однако, продолжает: «Теща — это в анекдоте, а со мной не пропадете! А ребеночка родишь, сам с поклоном прибежишь».
Наступает голгофа свекрови:
«Я горжусь своим сыночком, у меня теперь и дочка. Как не может нравитьсятакая-то красавица (оговорочка по Фрейду). Если мамой будешь звать, заменю тебе я мать. (Теща гневно вздрагивает.) Я о доченьке мечтала, что б подружкою мне стала. Сына мы делить не будем, мы ведь оба его любим. Он ведь, право, не бревно — так что будем заодно». Жених сидит с неопределенным лицом. Никак не поймет — его обидели, что ли? И мамочка какая-то недовольная…
Я не жду много от разговора с Львом Серебряным — и приятнейшим образом ошибаюсь. Передо мной печальный, разумный человек, старый актер, знаток человеческих слабостей.
— Лев Евгеньевич, а что же у вас такой простоватый репертуар?
— О, все, что я произношу на свадьбе, проверено временем. Поверьте мне, я с первого взгляда на жениха и невесту знаю, какой тон надо избрать. Народные обычаи в моде! Ну, или то, что принято считать народными обычаями. Свадьбавсе-таки основательная вещь. Основательные вещи не должны быть оригинальными. По крайней мере, в этом до сих пор уверен отечественный семьянин. Холодильник не может быть красным, диван не должен быть в оранжевую рябу, потолок не стоит красить в зеленый цвет. Место телевизора — в зале на стене, а не в ванной на потолке. Поэтому когда дело доходит до организации свадьбы, даже интеллектуалы и неврастеники покорно слушают советы родни. Покупают каравай, рушник, клумбу на капот и белый кринолин.
Прав, пожалуй, опытный ведущий — свадебная оригинальность смотрится нелепо. Вот женился второй раз певец Газманов. Супруга его, рослая красавица, считает себя «креативной личностью», особенно преуспевшей в превращении любого будничного дня — в праздничный день. Так что она сама придумала весь церемониал свадьбы. Вместо фаты надела бейсболку, расшитую стразами Сваровски (ничего не поделаешь, эти стразы — слабость известных столичных красавиц), посадила Газманова в красный лакированный кабриолет. Ну, и порулили они в Грибоедовский. Невеста улыбается, машет ручкой, собирает восхищенные взоры, а вокруг московская дорога. Пробки, толкотня, тягомотина, фабрика ненависти. Так что смотрели зеваки на свадебную колесницу с большим сочувствием. Ветрено, пыльно, сидят они в этом кабриолете как голые.
— А какие из новейших церемоний кажутся вам наиболее дикими? — спросила я умницу Серебряного.
— Больше всего, — рассудительно ответил он, — мне претит обычай фотографировать невесту на белой лошади. Лошадь, во-первых, ни в чем не виновата. Во-вторых, у девяноста процентов невест кринолины держатся на проволочных обручах, вставленных в нижнюю юбку. И поэтому в тех же девяноста процентах случаев, когда девица лезет на лошадь «фоткаться», обручи становятся колом, и юбки задираются.
Причем не как-нибудь там мимолетно или шаловливо — нет, вся жесткая конструкция накрывает девку с головой, а мы вынуждены любоваться зрелищем ее парадного исподнего. И так каждые выходные, пять лет подряд.
— Да? А за пять лет в праздничном бельевом наборе хоть что-либо изменилось?
— Подвязки появились. У всех. Декоративные. Голубые. Одна штука на правой ноге. Теперь обычай в моде — сначала невеста кидает в толпу подружек букет, а потом жених стаскивает у нее с ноги подвязку и кидает своим друзьям. Кажется, тот из юношей, кто поймает, дольше всех не женится.
— Псевдоним у вас нечеловеческой красоты. Специально для клиентов подобрали?
— А вы как думаете? Предположим, у меня фамилия Бронштейн.
— А на самом деле?
— На самом деле — Киржнер. Я же должен чем-то зацепить внимание, чтоб именно меня выбрали из всей массы ведущих. Не могу же я писать в своем резюме: «С хлебом-солью на вышитом рушнике встретит молодых опытный тамада Левушка Киржнер»? Лев Серебряный — броско, солидно. Ах-ах, жизнь наша долгая. У меня, знаете, однокурсник в Щепкинском училище был — мальчик из провинциальной актерской династии. Топазов-Глинский была его фамилия. Как же мы над ним издевались! А он, бедняга, всем рассказывал свою долгую историю.
Дедушка его, давным-давно, как сейчас принято говорить — в начале прошлого века, работал в антрепризах «по Волге», и играл в фантастически популярных спектаклях-ужастиках. А что вы думаете — Островского, что ли, бесперечь играли? Кинематограф в пеленках, о телевидении даже Жюль Верн не помышлял, а народ спокон веку пугаться любил. Цирк, ярмарка и антреприза — вся развлекательная индустрия. А дедушка, как многие и многие актеры, из поповичей. Жеребячьего сословия. И фамилия у него соответствующая. Этих фамилий уж и не помнят, потому что впоследствии они просто исчезли. По матушке он Кедроливанский, а по батюшке — Крестовоздвиженский. И как вы представляете себе афишку: «В роли Вампира, кровавого виконта Д?Эрто — Симеон Крестовоздвиженский»? Смешно? Вот так — над чем посмеешься, тому и послужишь».
Печален Лев Серебряный, тамада, «работающий свадьбы в амплуа неблагородного отца».
Мы спорим с ним о том, что такое свадьба вообще. Переход из одного состояния в другое — как всякий праздник. Конец одного желания (выйти замуж, жениться) и начало другого желания (порядка, мира, более осмысленной жизни).
«Легко люди жить стали, ничего не боятся, — говорит Лев Евгеньевич, — свадьбы не боятся. Я в день своей свадьбы от страха себя не помнил. С супругою знаком три месяца, никакой интимной проверки устроить было, разумеется, невозможно. Что впереди — неясно. Не только в постели — жизнь подступала неведомая. Ни о каких пробных браках никто слыхом не слыхивал. Когда из свадьбы ушел страх, праздник сдулся».
Нет же — только лишившись страха, трагедии, интриги, свадьба и стала наконец праздником. В старом его значении — праздный день, пустой день. Свободный.
Прежнего уже нет, нового еще нет. Соседи кричат, пора идти выкупать невесту. Что еще за ерунда, придумают же, мздоимцы чертовы. Господи, как неловко! Растерянность, неловкость, трата, растрата, гульба, гудеж, радость, восторг, упоение, сладость, неловкость, растерянность. Вот и день прошел. Так и жизнь пройдет.
Все испытал, что мог? Кажется, все! Смирился? Кажется, да.
Грех укорененности
Три поколения семьи в одной московской квартире
Действующие лица маленькой житейской драмы:
Людмила Георгиевна Чарушина, 63 года, пенсионерка, высшее техническое образование. Истинная глава фамилии, ответственный квартиросъемщик.
Сергей Чарушин, 41 год, сын Людмилы Георгиевны, ведущий специалист по IT-технологиям в торговой фирме.
Светлана Чарушина, 32 года, жена Сергея, домохозяйка.
Елена Чарушина, 35 лет, дочь Людмилы Георгиевны, очень элегантная женщина, сотрудница пресс-службыбогатой промышленной структуры.