— И представляешь, — говорит мне Лена, смеясь, — пришла в день покупки, села за столик и сказала: «Ну все, теперь я стала московской особой!» Мы ее теперь зовем: Московская Особая.
— Нет равенства в вашей дружбе?
— Конечно, есть!
— Ну да, ну да.
В день нашей встречи Лена купила новый отечественный журнал «Sex and the City». На обложке написано: «Для женщин большого города». Журнал произвел на Лену неизгладимое впечатление. На меня тоже.
«Мне нравится быть тридцатилетней. Независимой, уверенной в себе взрослой женщиной.
Хотя иногда я думаю о старости и одиночестве с таким ужасом на лице, который не всегда удается изобразить героям фильма „Хеллоуин“». Какая крамола! Удар в самое сердце русского гламура.
Работницы журнала признаются в том, что им тридцать лет, с лихой отчаянностью анонимного алкоголика на первом собрании. Но на этом революция не кончается — мужчина больше не моржовый рог изобилия: тридцатилетние состоявшиеся женщины готовы платить за себя в кафе сами! Правда, эта благородная позиция время от времени дает сбой: «Что хочет женщина от пары? Чтобы партнер никуда не сбежал и сидел на привязи, то есть был привязан к ней телом и душой. Особенно телом чтобы был привязан, потому что душа — вещь метафизическая, а привязанность партнера хочется ощущать физически и, не побоюсь этого слова, материально».
Женщины большого города должны знать, что «выдержать удар с поднятой головой легче, когда на тебе новый бюстгальтер»; «любовь, не подкрепленная разнообразием оральных ласк, стала таким же нонсенсом, как покупка машины без страховки»; «если вы умеете организовывать детские праздники и неравнодушны к Мураками, в постели вам категорически противопоказано рассматривать краску на потолке». Господи, почему? И какую краску? Потому, объясняет звезда журнала Зоя Фрейд, что «если вы неравнодушны к Мураками, то необходимый запас креативности у вас есть». А это значит, на потолок нужно повесить зеркало!
В одной из пьес Булгакова героиня очень мило сердится на модную стилистику своей, так сказать, литературной эпохи: «Я этого не понимаю: землистые лица бороздили землю. Мордой они, что ли, пахали? Я страдаю от этого романа!» Вот и я страдаю от журнала «Sex and the City»: «В конце концов, мне 30 лет. Почему бы не пойти потанцевать одной? ‹…› За барной стойкой двое молодых людей нарочито громко говорили о том, что „человек в Москве не может быть беден“. Я невольно обернулась — давно не слышала такого чудовищного селф-пиара. Минуты через две молодые люди уже стояли рядом с моим столиком, предлагая побеседовать про императив Канта». Уй, как красиво написано.
Самое интересное, сериал-то очень и очень неплохой. Совершил подвиг — в том смысле, в каком любит употреблять это слово Солженицын, то есть произвел подвижку в общественном укладе, в общественном мнении.
А у нас аналогом считают сиротский сиквел «Все мужики сво…», жалостный-прежалостный. У них — чувственность потребительского фетишизма, у нас — жадность содержанок. У них — конфликт между реально желаемым (продолжать свободную жизнь до бесконечности) и диктатом культурного контекста: успешная женщина — все еще замужняя женщина, и кукует кукушка в биологических часах; у нас — замуж бабам хочется, а все не те попадаются. Наши дурищи ищут идеального мужчину (принца), а каждая из манхэттенских подружек — своего мужчину, в определенном смысле — самое себя.
То же и с журналом, ну совсем не для независимых женщин. Никак не для большого города.
— Лена, — спрашиваю я, — вы же знакомитесь с мужчинами, проводите с ними время, неужели вам не нужна собственная квартира? Почему бы вам не воспользоваться ипотекой без предварительного взноса? Или с маленьким взносом — в 10 процентов — есть сейчас такая услуга. Конечно, у банков, которые рискуют, выше сумма страховки и выше налог на сделку, но разве независимость не важнее? Рискнула же ваша подруга.
— Что вы, — сказала Лена, — я все равно никого бы не пустила в свою квартиру!
— А в чем же тогда особая атмосфера Большого города? Свобода-то в чем?
— Квартира — это очень личное. Там отдыхаешь от свободы, — сказала мне Лена.
Несколько лет тому назад я участвовала в одном незавершенном телевизионном проекте. Идея была совершенно комиссаровская: мы рыскали по вокзалам, отыскивая «типажи». Предполагалось найти типичного Командировочного, Абитуриента, Девушку ППС (приехавшую покорять столицу), деревенскую жительницу. Испуганным гостям столицы мы дарили по любительской видеокамере. Пусть снимают, что хотят! Через неделю встречались, забирали отснятые кассеты.
Это были странные, печальные, одинаковые пленки: все снимали одно и то же. Витрины, метро. И обязательно вечерние окна, бесконечные московские окна. Путешественник вечерами печален. Общеизвестна эта предвечерняя печаль чужака. Каждый из участников проекта нам говорил: хожу по Москве вечером, домов не видно, одни горящие окна. Жадные, желтые горящие окна. И ни одно не мое.
Может быть, они заглядывали и в окна Чарушиных — типичных, благополучных москвичей.
Красная звезда
Будни астрологии
Астрология не то что бы как-то особенно популярна в России — она стала частью повседневности, бытового мировоззрения.
Русский человек верит, что астрология «работает». «Неизвестно почему, но работает». Какой-такой русский человек? Обыкновенный. Тридцать два процента населения страны — верит.
Исследование «бытового мировоззрения» — одна из самых непаханых и самых увлекательных областей социопсихологии. Что это за мировоззрение? Это самодельная картина мира; модель вселенной, построенная «обыкновенным» человеком по законам обыденной жизни.
В прошлом году американцы вывезли на необитаемый остров пятьдесят юношей и девушек, скромных выпускников неименитых колледжей, и предложили им вообразить, будто бы они единственные люди, выжившие после ядерной катастрофы. Что из культурного и технического багажа человечества они смогут восстановить по памяти? Книг испытуемым не дали, зато строительных материалов, в том числе самых изощренных, было предостаточно. Юноши чуть ли не в два часа собрали компьютер, но не смогли вспомнить, как выглядит электрический движок. Большинство из них призналось, что они не знают, отчего летают самолеты. Ни одну пьесу Шекспира полностью по памяти восстановить не получилось, и волонтеры написали Шекспира заново. Очень залихватски. Из Библии удалось припомнить Нагорную проповедь и кое-что из Ветхого Завета. Более ничего, хотя молодые люди часто и горячо молились о ниспослании им крепкой памяти. Они научились добывать огонь, вырыли колодец, построили лодку и вспомнили, как ориентироваться по звездам. Мир вернулся к началу. Это значит, что картина мира пятидесяти образованных американских юнцов включала в себя большое количество прекрасных, полезных, таинственных вещей, которые «непонятно почему, но работают» (как то — холодильник, самолет, электрический генератор, Библия) и несколько понятных, древних предметов. Что ж, колодец, маяк, лодка и Полярная звезда — давние гости культуры.
Ну, и как тут не верить в астрологию, когда вся история цивилизации началась с запрокинутой головы? Дорога и календарь, время и пространство были открыты под ночным небом — и этот опыт, видимо, незабываем.
Удивительные вещи могут уживаться в бытовом сознании обыкновенного человека (с самодельным мировоззрением).
Живет, скажем, спокойный мужчина, ходит на работу, любит помидоры, вздыхает: «многого все-таки официальная наука не умеет объяснить», а в голове у него — дымные бездны. Там в ноосфере Вернадского качается люстра Чижевского и колыбель планетарного разума Циолковского; тут же висит петля времени. В углу стоит энергетическая банка Новикова. Витают рассеянные сущности. Сядет наш спокойный мужчина вечером на диван, возьмет в руку газету — что бы почитать? Ба, да вот ведь гороскоп! Что-то нам завтра звезды сулят?