Мисс Портер засмеялась, беззаботно выбрасывая уже ненужный разрыватель.
– Ты ошибаешься, милая. Лишившись своих суперсовременных, внушенных мужчинами новшеств, она вернется к ограниченным функциям своих предков. Короче говоря, она сделает ТОСТ.
– Ддд, ххозяйка, – послушно прожужжала машина. Несколько минут внутри у нее что-то журчало и пощелкивало. Очевидно, там происходило нечто очень сложное. Наконец, открылось окошко, и в нем появилась тарелка с двумя горячими тостами, намазанными маслом.
– Очень хорошо, Трибуна, – похвалила мисс Портер, похлопав машину по куполу.
– Спасибо, хозяйка, – угодливо ответила та.
Мисс Портер взяла тарелку и дала один тост племяннице.
Офелия взяла его и осторожно откусила.
Вдруг лицо девочки просветлело.
– Тетя! – воскликнула она. – Как вкусно!
ПЯТИНОЖКА
К началу 1963 года наше положение стало отчаянным. Жена не могла найти постоянную работу – ей отказывали на основании «слишком высокой квалификации» – и мы боялись, что мне придется завершить свои годичные литературные каникулы уже через полгода, несмотря на то, что один рассказ был продан. Вы же знаете, писатели и их семьи не одним святым духом питаются. Но потом жене все-таки удалось получить работу в «Сен-Питерсбург таймс», и на какое-то время мы успокоились. Тем не менее не всегда получалось писать регулярно: вдохновение приходит не по расписанию. У меня это был первый и, пожалуй, единственный приступ самой тяжелой профессиональной болезни – когда тебе не пишется. Я с головой погрузился в переписку – около 40000 слов в месяц – составил обширный указатель книжных обозрений (потом его пиратским образом захватило одно издательство) и старался, чтобы между журналами постоянно циркулировал хотя бы один рассказ. За тот год я научился-таки бороться с этой писательской болезнью и больше никогда ей не болел. И наконец, в июне 1963 года, через несколько месяцев после моего первого успеха, был опубликован еще один мой рассказ. Это был научно-фантастический рассказ в несколько тысяч слов. Мне заплатили за него 140 долларов, по два цента за слово. Расценка была неплохая, и я почувствовал возбуждение. Рассказ напечатали в ноябрьском номере «Эмейзинг Сториз», а спустя шесть лет его опубликовали еще раз. Я убежден, что в этом рассказе есть та новаторская фантазия и логика, что характерны для моих научно-фантастических романов, и он мне нравится. Я не могу понять, почему журнал «Гэлакси» его не принял, а «Эмейзинг сториз» взял. По правде говоря, все мои десять первых опубликованных рассказов сначала получали отказы, а потом печатались в других местах. Может быть, у меня тоже «слишком высокая квалификация».
Одно замечание по редактированию: у редакторов журналов есть привычка вставлять в авторский текст ничего не значащие пустые строки. Возможно, пустые строки придают им уверенности. Поэтому, если вы будете встречать в остальной части этой книги такие места, прошу вас не винить меня, в моем рассказе нет ни пустых строк, ни неозаглавленных разделов.
Вмятина в земле была глубиной два дюйма и диаметром девять футов. Она была плоская и гладкая, на дне ее песок и грязь перемешались с опавшими листьями и гнилыми стеблями. Четко срезанные края обнажали часть рыхлого пласта земли, проходящего под лесом, и по ним можно было догадаться, какая тяжесть давила на это место, впечатываясь в землю.
Это был отпечаток ноги или копыта или чего-то еще – короче говоря, того, что касается земли, когда животное передвигается. Один отпечаток...
Чарльз Тиннерман хмуро покачал головой. Один отпечаток мог бы быть причудой природы. Этот же был одним из многих, то есть это следы. Они отстояли на двадцать-тридцать футов друг от друга – огромные и ровные; в центре каждого были круглые ямки, как будто выдавленные полуярдовыми пальцами. Иногда в них попадались раздавленные черви.
Над следами высился лес, во всем своем гигантском величии. Каждый длинный ствол венчала такая густая крона, что внизу царил почти ночной мрак.
Когда спустились сумерки, трое людей остановились.
– Может, поставим палатку? – предложил Тиннерман, поправляя свою поклажу.
Дон Абель что-то недовольно проворчал.
– Если зажечь свет, все на планете будут знать, где мы. Я не хочу, чтобы тот, кто это сделал, – он показал рукой на следы, – решил поохотиться за нами.
– Ночью идет дождь, помните? – нетерпеливо сказал третий человек. – Если мы не поторопимся, вода смоет следы.
Тиннерман посмотрел на небо.
– Слишком поздно, – сказал он. Грома не было, но совершенно неожиданно стеной полил дождь – именно такой, какой нужен для этого огромного леса. Было слышно, как лавина воды обрушивается на листву высоко над головой. На землю не проливалось ни капли.
– Вода так долго не удерживается, – заметил Абель. – Надо поскорее разбить палатку...
– Эй! – раздался впереди голос Фрица Слейкера. – Здесь что-то вроде баньяна. Укрытие!
Наконец кроны не выдержали, и на землю хлынули потоки воды. Люди бросились к укрытию, увертываясь от водопадов, то тут, то там обрушивавшихся сверху.
Они сняли с плеч рюкзаки и в молчании открыли пакеты с едой. Удобно устроившись на сухих листьях и ноздреватой глине, они наслаждались отдыхом после целого дня ходьбы пешком. Тиннерман, прислонившись спиной к ближайшему стволу, жевал свой ужин и разглядывал дерево. Было темно, но он мог разобрать, что высоко наверху была какая-то гигантская сфера, из которой вниз спускалось несколько стволов длиной добрую сотню футов, у земли они были диаметром футов в двенадцать.
Из темноты раздался голос Дона Абеля:
– Это чудовище прошло прямо здесь. Я сижу на краю отпечатка. Что если он вернется?
Слейкер засмеялся, но негромко.
– А может, мы у него в логове? Да мы оба бы его услышали. Земля бы затряслась так, что мы бы подпрыгнули на целый фут.
Послышался шорох.
– Что это ты делаешь? – недовольно спросил Абель.
– Постель, – резко ответил Слейкер.
– Думаешь, здесь безопасно? – спросил Абель, хотя по его тону казалось, что для него нигде не безопасно. Но через минуту он тоже зашуршал, укладываясь спать.
Тиннерман довольно улыбнулся в темноте. Он плохо знал двух других: они организовали экспедицию экспромтом, зная, что корабль-разведчик будет лететь к планете всего несколько дней.
Кора дерева была толстой и упругой, как резина, и Тиннерману она показалась, как ни странно, удобной. Он приложил к ней ухо и вслушался в слабое мелодичное гудение, исходившее изнутри. Он как бы слушал жизненные токи чужого растения – правда, на этой планете чужим был он – и это его зачаровало.
Двое его товарищей вскоре заснули. Сидя в тишине, окруженный кромешной тьмой незнакомого мира, Тиннерман понял, что эта экспедиция, какой бы она ни была опасной, дала ему удовлетворение, которое ему редко приходилось получать. Он по натуре был нелюдимым, но Слейкер и Абель приняли его за компанейского парня.
Отпечатки... Конечно, это животное – но уж очень большое. Какое должно быть давление, чтобы так вмять почву, сто фунтов на квадратный дюйм? Сколько же может весить все животное?
Тиннерман нащупал в темноте свой рюкзак и достал миниатюрную логарифмическую линейку. 144 умножить на 4,5 пи и разделить на 20. Крошечные цифры светились в темноте. Получалось около 460 тонн на один отпечаток. А сколько у него ног и сколько веса приходится на каждую, когда оно отдыхает?