Выбрать главу

— Ну, что будем делать? — спросил Демидов своих товарищей. — Обратно ползти нельзя, немцы быстро нас накроют минами. Можно, конечно, попытаться оказать им сопротивление прямо здесь, но это смешно.

— Ты у нас старший Демидов, и поэтому тебе решать: как скажешь, так и будет.

— А если я скажу, что хочу сдаться, что тогда? — стараясь проверить их, произнес он. — Немцы тоже люди, и не станут же они нас расстреливать, если мы сами добровольно сдадимся? Бояться нам нечего, мы не евреи и не командиры, которых они расстреливают на месте. Они же специально разбросали над нами листовки, а это — пропуск. Покажем и все.

Бойцы молчали. Один из них боялся признаться в том, что был согласен с его словами. Другой потянулся к винтовке, но его остановил Демидов. Он ударил его штыком в грудь и посмотрел на оставшегося в живых бойца.

— Что молчишь? — обратился он к нему. — Может, ты тоже решил вернуться обратно и сложить свою голову среди этих березок?

— Нет. Я согласен, — произнес тот.

— Если так, то поползли к немцам.

Размотав обмотку, он достал из нее листовку и сунул в нагрудный карман гимнастерки. Оставив винтовки, они взяли в руки обмотки и размахивая ими, как белыми флагами, поползли в сторону немцев.

* * *

Сорокин стоял в дверях и смотрел, как Екатерина Игнатьевна убирала с пола осколки оконных стекол. Затем она вымыла пол и ушла. Александр вышел из кабинета и, увидев идущего по коридору Мигунова, окликнул его.

— В Москву об этом происшествии не сообщать. Понятно?

— Извините, товарищ майор, но я уже сообщил генералу Каримову о покушении на вас. Он обещал прислать на помощь оперативников из Главка.

Александр махнул рукой и направился дальше. Ругать Мигунова было бесполезно. Пройдя метра три, он остановился и повернулся к офицеру, который продолжал стоять в коридоре.

— Слушай, Мигунов! Если меня будут спрашивать, я — в милиции. Понял?

— Так точно, товарищ майор, — чуть ли не выкрикнул тот, но, заметив укоризненный взгляд Сорокина, вовремя осекся. Сейчас он понял, что поспешил сообщить в Москву о покушении, не получив согласия своего непосредственного начальника.

Громов сидел за столом и с кем-то разговаривал по телефону. Заметив вошедшего в кабинет Александра, он положил трубку и встал.

— Товарищ майор! Как вы себя чувствуете? Вас не ранило?

— Чувствую? Как побитая собака, Леша. Дожили: бандиты свободно разъезжают по городу и стреляют по окнам отдела государственной безопасности.

Сорокин достал из кармана пачку папирос и положил на стол. Закурив, он поинтересовался организованной уголовным розыском засадой.

— Ждут, Александр Михайлович. Пока никакого движения.

— Может, они что-то заметили и решили туда больше не соваться? — спросил его Сорокин. — Кто еще, помимо тебя и сотрудников группы, знает о засаде?

— Начальник милиции, — нерешительно ответил тот. — Почему вы меня об этом спрашиваете? Вы ему не верите?

— Пока не знаю, но мне кажется, что засаду можно снимать, они туда не придут.

— Почему вы так решили?

Сорокин встал из-за стола и, сунув папиросы в карман шинели, вышел в коридор. Взглянув на дежурного по отделу, Александр поинтересовался на месте ли начальник милиции.

— Здесь, товарищ майор. У него часы приема граждан.

В коридоре напротив двери Антонова сидело несколько человек, записавшихся к нему на прием. Сорокин толкнул дверь и вошел к нему в кабинет.

— Здравия желаю, товарищ полковник, — поздоровался он с ним.

— Здравствуй, майор. Как твое самочувствие? Александр Михайлович, мы перекрыли все выезды из города, но машину, из которой тебя стреляли, так и не обнаружили. Совсем распоясались бандиты.

Посетитель, сидевший в кабинете, молча встал и вышел. Сорокин проводил его взглядом и повернулся лицом к Антонову.

— Еще, что скажете?

— Александр Михайлович, я к тебе сам собирался зайти, хотел с тобой поговорить по-товарищески, подсказать тебе, посоветовать. Ты человек в городе новый, многого не знаешь. Люди стали жаловаться на тебя, майор. Говорят, что ты, вместо того, чтобы помогать людям в трудные минуты, наоборот, отталкиваешь их от себя. Ладно, от себя, ты отталкиваешь их от Советской власти. Люди не верят тебе.

Обвинение было серьезным. Шла война, в городе скопилось множество разного народа: переселенцы из сельской местности, бандиты и предатели. Шла невидимая борьба, в которой все методы были допустимы, лишь бы они давали какой-то результат. Государственные учреждения были завалены сотнями анонимных писем, в которых люди сообщали о врагах народа, и поэтому то, о чем сообщил ему начальник милиции, ничуть не удивило Сорокина. Видя, что его слова не достигли желаемого эффекта, он продолжил.