ВЫСШАЯ МАТЕМАТИКА БОЙНИ И ПРОБЛЕМА РАСЧЕТА СРЕДНЕЙ ПРОДОЛЖИТЕЛЬНОСТИ ЖИЗНИ НА ПЕРЕДОВОЙ
ПРАВДА ЖИЗНИ, ПО ДАВИРУ
Печатный пресс вдруг умолк. Хотя для лейтенанта Делиаса механический стук этой машины всегда был источником раздражения, теперь, когда неприятный звук прекратился, наступившая тишина неожиданно наполнила его сердце страхом. Сидя за конторкой в тесных стенах своего беспокойного офиса, он бросил растерянный взгляд сквозь потрескавшееся стекло перегородки, отделяющей его от печатного цеха, но от вида погруженных в свое дело штатных сотрудников из гражданского ополчения у него еще сильнее заныло под ложечкой. Пожилые смотрители Церн и Вотанк сейчас были заняты подготовкой к работе древних частей печатного пресса: Церн смазывал машинные ролики, а Вотанк устанавливал сверху резервуар с чернилами, которые предназначались для последнего печатного выпуска. Из-за перегородки рядом с ними то и дело выныривала голова слабоумного калеки Шулена, который с вечно подергивающимся от нервного тика лицом ходил туда-сюда прихрамывая и беспорядочными взмахами швабры безуспешно пытался подмести пол. Лишь наборщик Феран томился без дела. Равно выражая на лице ожидание и досаду, он стоял у пустой наборной доски и вопрошающе глядел через стекло перегородки на Делиаса. Когда их взгляды встретились, Феран с немым укором поднял руку, указывая лейтенанту на хронометр, висящий над печатным прессом.
«Пятнадцать ноль-ноль, — подумал Делиас, сердце которого невольно сжалось, когда он проследил взглядом, куда указывает костлявый палец Ферана, и посмотрел на хронометр. — Теперь у нас только час до того, как я буду должен отнести на одобрение наш последний выпуск комиссару Вальку! Всего лишь час! Я должен что-то найти для печати. Хоть что-нибудь!»
В отчаянии Делиас вновь обратил взгляд на кипы официальных бумаг, которые в беспорядке громоздились на его конторке. Среди сваленных в кучу документов были сводки о положении на разных участках фронта, депеши с мест сражений, статистика потерь, краткие официальные сообщения, распечатка переговоров командиров — в них при желании можно было найти запись о любом событии, которое произошло в городе Брушерок за последние двенадцать часов. И все же, вопреки тому, что, как ему казалось, он уже долгие часы кропотливо изучал лежащие перед ним горой отобранные документы, Делиас не нашел ничего, что могло бы подойти для его цели.
«Ну ни одной хорошей новости, о которой можно было бы сообщить, — невесело подумал он. — Сегодня все то же самое, что и во все другие дни. Только плохие известия, которые нельзя печатать. Комиссар за такое расстрелял бы меня на месте».
Его мысли плавно перетекли к тому дню, когда два года назад он получил работу в представительном здании штаба в самом центре Брушерока. Поначалу он думал, что получил штабное назначение, и был несказанно этому рад. Затем, когда его перевели в мрачное подвальное помещение типографии и сказали, что теперь для назидания и поднятия духа защитников города его задачей будет дважды в день выпускать информационный бюллетень и пропагандистский листок, он возликовал еще больше. Казалось, это было ответом на его молитвы: положение при штабе, свой собственный офис и, главное, теплое, престижное место подальше от линии фронта. Однако уже очень скоро он узнал, что жизнь официального пропагандиста едва ли можно назвать счастливой. И это было тем более верно, когда в его обязанности входило излучать уверенность в победе, в то время как реальные боевые действия, которые велись здесь, в Брушероке, были полны обескураживающих неудач и очевидных для всех поражений.
«Мы проигрываем эту войну… — думал он, столь погруженный в собственную проблему, что едва ли сознавал все грандиозные последствия этого утверждения. — Мы проигрываем эту войну. Такова реальность, и у меня, похоже, всего час, чтобы найти хотя бы крупицу хороших новостей для бюллетеня, который должен утверждать обратное».
Услышав звук открывающейся двери офиса, Делиас поднял голову и увидел Шулена, который шаркающей походкой прошел в узкий дверной проем. Беззвучно шевеля губами и конвульсивно подергиваясь всем телом, Шулен проковылял в его направлении, неся в трясущейся руке корзину для бумаг. Безобразный шрам на его виске, оставшийся от повредившей ему мозг пули орка, сразу же бросался в глаза.
— Что тебе, Шулен? — устало выдохнул Делиас.
— Уб… уб… уб… уборка! — брызжа слюной, едва сумел выговорить заика Шулен и, склонившись над столом, принялся смахивать в урну разбросанные на столе у Делиаса бумаги.