- Я всегда думал, что это, должно быть, воля Императора, - сказал Булавен, выражение его лица было спокойным и задумчивым. – Возможно, он спасает нас ради какой-то высшей цели. По крайней мере, я привык в это верить. Выживая столько лет на Брушероке, начнешь удивляться.
- Император? – воскликнул Давир, всплеснув руками. – На этот раз ты превзошел сам себя, Булавен. Из всех самых дурацких глупостей, которые я слышал от тебя за семнадцать лет, с тех пор, как нас призвали в Гвардию, эта, без сомнения, наиболее идиотская. Император! Ха! Ты думаешь, что Императору больше нечего делать, кроме как следить за твоей толстой задницей, чтобы она не вляпалась в неприятности? Да очнись уже, ты, куча конского навоза! Император даже не знает, что мы существуем. А если и знает, ему все равно плевать.
- Нет! – крикнул Ларн, от его неожиданно громкого голоса вздрогнули все в траншее. – Вы ошибаетесь. Вы не знаете, о чем говорите!
Потом, увидев, что другие смотрят на него с недоумением, он снова заговорил, на этот раз тише, но не менее искренне и прочувствованно.
- Простите, - сказал он. – Я не хотел кричать. Но я слышал, о чем вы говорите, и… Ты ошибаешься, Давир. Императору не все равно. Он смотрит за всеми нами. Я знаю это. И я могу это доказать. Если бы Император не был добрым, милосердным и справедливым, он никогда не спас бы жизнь моего прадеда.
И тогда, пока все молча сидели и слушали, Ларн рассказал им ту же историю, которую его отец рассказывал ему в подвале, в его последнюю ночь дома.
Он рассказал им о своем прадеде. О том, что его звали Августус, и он родился на планете, называемой Аркадус V. О том, как его призвали в Гвардию, и о том, какую печаль он чувствовал, навсегда покидая родной мир. О тридцати годах службы прадеда и о его пошатнувшемся здоровье. О лотерее, и о том, как выигравший солдат уступил свой билет прадеду. Он сказал им, что это было чудо. Возможно, маленькое чудо, но все равно чудо. Так он рассказал им все это, слово в слово, как его отец рассказал ему. После этого Ларн замолчал и стал ждать их реакции.
- И это все? – сказал Давир, первым заговоривший после того, что Ларну показалось целой вечностью тишины. – Это и есть твое доказательство? История, которую рассказал тебе отец?
- Интересная история, салага, - сказал Учитель, по его лицу было видно, что ему неловко.
- Ха! Очень подходящая история, - сказал Зиберс, с сарказмом глядя на Ларна со стрелковой ступени. – Сказка вроде тех, что родители рассказывают детям на ночь. Если ты веришь во всю эту чепуху, салага, то, может, быть расскажешь ее оркам, и посмотришь, не спасет ли тебя чудо.
- Заткнись, Зиберс! – рыкнул Булавен. – Ты на посту стоишь, так что не шлепай губами. И твоего мнения никто не спрашивал. Оставь салагу в покое, - потом, убедившись, что Зиберс замолчал, Булавен снова повернулся к Ларну. – Учитель прав, салага. Это очень интересная история, и ты рассказал ее хорошо.
- И это все, что вы можете сказать? – спросил Ларн, удивленный. – Вы все говорите так, как будто здесь что-то неправильно. И как будто вы не верите в то, что я рассказал.
- А мы и не верим, салага, - с грубой прямотой сказал Давир. – Конечно, Учитель и Булавен пытаются это сгладить. Но они тоже не верят. Никто из нас не верит. И честно говоря, если история, которую ты рассказал, является для тебя образцом чуда, то ты еще больший простак, чем кажешься на первый взгляд.
- Я ожидал, что ты скажешь это, Давир, - сказал Ларн. – Ты ни во что не веришь. Но как насчет остальных? Учитель? Булавен? Вы же видите, что случившееся с моим прадедом был чудом? Это доказывает, что Император заботится о нас?
- Дело не в том, верим мы тебе или нет, - сказал Учитель, беспомощно пожав плечами. – Даже если считать, что детали твоей истории истинны, салага, эти детали можно интерпретировать очень по-разному.
- Интерпретировать? – спросил Ларн. – О чем ты говоришь?
- Он говорит, что ты слишком наивный, салага, - сказал Давир. – О, конечно, он делает это в своей учительской манере – ходит вокруг да около, вместо того, чтобы прямо сказать, что у него на уме. Но он думает, что ты наивен. Мы все так думаем.
- Ты должен понять, что наш жизненный опыт заставляет нас смотреть на эти вещи по-другому, - сказал Учитель.
- Но как можно смотреть на это по-другому? – спросил Ларн. – Вы слышали историю. Как объяснить то, что тот человек отдал моему прадеду билет? Разве вы не видите здесь руку Императора?
- Не хотелось бы разрушать твои иллюзии, салага, - сказал Давир, - но я сомневаюсь, что рука Императора здесь вообще при чем-то. Нет, похоже, что в этом деле участвовали только руки твоего прадеда.
- Я… Что ты хочешь сказать?
- Он убил его, салага, - сказал Давир. – Человека, выигравшего билет. Твой прадед убил его и забрал его билет. Вот и все твое чудо.
- Нет, - сказал Ларн, недоверчиво переводя взгляд то на одного, то на другого. – Вы ошибаетесь…
- Я представляю, как это могло произойти, - сказал Давир. – Вот твой прадед. Он болен. Он понимает, что выиграть лотерею – его единственный шанс уйти из Гвардии живым. Потом, когда счастливый билет вынимает кто-то другой, твой прадед понимает, что между ним и свободой стоит только жизнь этого человека. И он солдат. Он много раз убивал до этого. «Что значит еще одна жизнь в общем порядке вещей», скажет он себе. Это вселенная, где пес пожирает пса, салага, и похоже, что твой прадед оказался более хитрым и злобным псом, чем другие.
- Нет, - сказал Ларн. – Вы меня не слушаете. Я сказал, что вы ошибаетесь. Давир, ты сумасшедший. Как ты мог вообще выдумать что-то подобное?
- Все дело в имени, салага, - грустно сказал Учитель. – Или, точнее, в его отсутствии.
- Да, имя, - сказал Давир. – В нем-то все и дело.
- Что вы хотите… я не понимаю…
- Они говорят об имени человека, отдавшего билет твоему прадеду, салага, - вздохнув, сказал Булавен. – Его нет в этой истории. Видишь, теперь она выглядит по-другому? Мне жаль говорить это тебе, но это доказывает, что твой прадед убил его.
- Имя? – Ларн окончательно растерялся, его желудок скрутило, голова закружилась, и мир вокруг неожиданно начал странно вращаться.
- Подумай об этом, салага, - сказал Давир. – Предполагается, что этот человек спас жизнь твоему прадеду. И твой прадед должен был знать его имя. Ведь он был его товарищем, не так ли? Человеком, который тридцать лет служил и сражался рядом с ним в Гвардии? А потом, когда твой прадед рассказывал эту историю своему сыну, он почему-то забыл упомянуть имя человека, спасшего его жизнь? Это совсем не укладывается в историю, салага. Особенно, если, как ты сказал, твой прадед был благочестивым человеком. Тогда бы он всю оставшуюся жизнь поминал в молитвах Императору имя того, кто его спас.
- Похоже, что твоего прадеда мучили угрызения совести, салага, - сказал Учитель. – Хотя, если это тебя как-то утешит, это показывает, что твоему прадеду, вероятно, было тяжело решиться на убийство товарища. Если бы он был более хладнокровным человеком, он сказал бы своему сыну имя убитого, и больше не думал бы об этом.
- Не совсем так, Учитель, - сказал Давир. – Хотя к тому времени прошло уже много лет, он мог все еще бояться, что его преступление будет раскрыто. Может быть, он решил, что лучше не касаться темного прошлого и вообще не упоминать имя убитого. Впрочем, это уже не столь важно. Твой прадед убил человека, салага, и украл его билет. Вот такое «чудо».
- Нет! Все это не так, - сказал Ларн. – Должно быть другое объяснение. То, о котором вы не подумали. Как вы не понимаете, что мой прадед не мог сделать ничего подобного?
Но когда Ларн смотрел на них, ему становилось ясно, что они считали именно так. Давир, Учитель, Булавен, Зиберс. Все они. Глядя на их лица, Ларн понимал, о чем они думали. Это не было чудо. Это не был пример милосердия Императора. Для них все было просто. Его прадед убил человека, а потом солгал, придумав эту историю.