- Ты в порядке, салага? – услышал он голос Булавена. – Твоя рана беспокоит тебя? Ты уже долго стоишь и просто смотришь в небо…
Обернувшись, Ларн увидел, что Булавен смотрит на него, и хотел сказать ему о закате. Но у него не нашлось слов; невозможно было рассказать другому о своих чувствах. Не в силах выразить свои эмоции, Ларн секунду просто молчал. Потом, увидев, что Булавен смотрит на него с тревогой и любопытством, Ларн почувствовал, что должен сказать что-то – что-нибудь – иначе здоровяк начнет думать, что он сошел с ума.
- Я просто удивился, какое странное это место, - сказал он, вынужденный перейти к более приземленным делам. – Солнце зимой здесь так поздно заходит.
- Зимой? – спросил Булавен с добродушным удивлением, оглядываясь на усеянное замерзающими трупами поле боя вокруг. – Но сейчас лето, салага. Зимой жизнь в Брушероке становится по-настоящему скверной.
ГЛАВА 16
23:01 по центральному времени Брушерока.
- Вы хорошо сражались, сержант, - сказал лейтенант Карис. – Отразив последнюю атаку орков, вы нанесли сокрушительный удар по их активности в этом секторе. И, можете быть уверены, ваши усилия одобрены и будут награждены. Это еще не официально, конечно, но между нами, я так понимаю, вы получите награду, а ваше подразделение будет упомянуто в списках отличившихся.
В ответ Челкар промолчал. Пять минут назад он наблюдал за ремонтом оборонительных сооружений роты, когда Гришен сообщил, что прибыл офицер из штаба и ждет сержанта в командирском блиндаже. Устало поспешив на встречу, Челкар увидел молодого лейтенанта с бодрым лицом, в сияющих сапогах и форме с отутюженными складками, небрежно державшего в руке щегольскую трость. Сначала Челкар подумал, не прислали ли им нового командира, но быстро стало ясно, что лейтенант прибыл сюда как представитель штаба главнокомандующего. Ситуация, которая, по опыту Челкара, не предвещала ничего хорошего.
- Вы слышите меня, сержант? – спросил лейтенант. – Вам собираются дать медаль.
- Постараюсь не забыть положить ее вместе с другими, лейтенант, - сказал Челкар, чувствуя себя настолько уставшим, что ему было плевать на то, был ли его тон дипломатичным. – Но я уверен, вы бы не проделали весь этот путь и не оторвали меня от моих обязанностей лишь для того, чтобы сообщить это.
Лейтенант был уязвлен такой грубостью, его лицо напряглось в выражении недовольства. Потом вдруг выражение его лица смягчилось, став явно фальшивым, он заговорил в более примирительном тоне.
- Конечно, вы правы, сержант. И могу сказать, что мне приятно слышать столь прямое и откровенное мнение. Поэтому я был так счастлив, получив эту возможность попасть на фронт. Не то, чтобы я находил мою службу в штабе слишком утомительной, вы понимаете, но в штабе часто забывают о реалиях жизни на фронте. Мы с вами солдаты. Мы делаем то, что делаем, не за почести и медали. Мы делаем это самоотверженно, во имя долга и ради славы Империума.
«Я не знаю, что более тошнотворно», мрачно подумал Челкар. «Тот факт, что кто-то явно сказал ему, что офицер должен попытаться добиться взаимопонимания с нижними чинами, или то, что он пытается делать это так глупо и лицемерно. Почему всегда, когда слышишь от таких вот тыловых героев о самоотверженности, сразу понимаешь, что им отчаянно хочется заполучить медаль? Этот тип – охотник за славой, по глазам видно. Он, наверное, услышал в штабе о каком-нибудь самоубийственно опасном задании, и немедленно вызвался добровольцем».
- Да, лейтенант, - сказал Челкар, надеясь, что, по крайней мере, теперь этот ничтожный педант перейдет к делу. – И, говоря о долге, я полагаю, есть какое-то дело, в котором вам понадобится помощь моей роты?
- Не всей роты, сержант, - жизнерадостно ответил лейтенант. – Мне понадобится только несколько человек, чтобы сопровождать меня на ничейную землю, к позициям орков. Огневая группа из пяти человек, если быть точным. Конечно, я оставляю вам решать, какую именно огневую группу выбрать. Хотя я всегда считал счастливой цифру три.
- Сегодня ночью мы пойдем на ничейную землю, - сказал лейтенант, и Ларн услышал, как другие бойцы огневой группы, стоявшие рядом с ним, резко втянули воздух. – Командование хочет знать, ослаблена ли оборона орков вследствие понесенных ими потерь. Поэтому нам приказано скрытно приблизиться к их позициям и под покровом тьмы провести разведку их обороны и боевых порядков. Потом мы вернемся к нашим позициям до того, как орки что-то заметят. Простое и незамысловатое задание, я уверен, вы все с этим согласитесь.
Пока уборка орочьих трупов продолжалась, Ларн и другие солдаты огневой группы были вызваны в командирский блиндаж, чтобы выслушать указания упрямого молодого лейтенанта по имени Карис. Сейчас, стоя у карты сектора, приколотой к стене, лейтенант указывал на что-то на карте своей щегольской тростью, продолжая инструктаж.
- Позвольте уточнить, что это строго разведывательная миссия, - сказал он,- и поэтому ее выполнение полностью основано на скрытности. Мы не должны вступать в бой с противником, если не будем принуждены к этому обстоятельствами. Помня об этом, мы будем строго соблюдать светомаскировочную и звукомаскировочную дисциплину, и следовать по ничейной земле маршрутом, который разработан с целью помочь нам в наших попытках остаться незамеченными. Если мы будем замечены разведчиками или наблюдательными постами, мы попытаемся ликвидировать их настолько быстро и тихо, насколько возможно – но отступать с ничейной земли только когда станет ясно, что выполнение задания невозможно. Думаю, это все. Есть вопросы?
Никто не ответил, и никто не смотрел в лицо другим – Давир, Булавен, Учитель, Зиберс – Ларн заметил, что они встревожены. Словно они были так же обеспокоены перспективой разведки на ничейной земле, как раньше, когда им казалось, что начинается Большая Атака. Глядя на них, Ларн внезапно понял то, что другим было давно известно. В Брушероке опасность никогда не исчезала. Всегда были новые бои. Новые возможности быть убитым.
- Хорошо, - сказал лейтенант Карис, когда стало ясно, что вопросов нет. – У вас есть двадцать минут, чтобы проверить снаряжение и приготовиться. Начинаем в 00.00. Мы идем на ничейную землю в полночь.
- Простое дело, сказал он,- проворчал Давир позже. – Говорю вам, кто-нибудь должен отобрать у тупого ублюдка эту его трость и засунуть ему в задницу.
Они были в блиндаже-казарме. После инструктажа лейтенанта они вернулись туда, чтобы получить у Владека черную смазку для лазганов. Сейчас их лица и все снаряжение были окрашены в черный цвет, ножи и пистолеты смазаны, чтобы бесшумно выходить из ножен и кобуры. Они заканчивали последние приготовления, пока время подходило к полуночи. И, пока они готовились, Ларна внезапно поразила мысль, что он в Брушероке уже почти двенадцать часов. «Еще три часа», подумал он, «и я переживу свои первые пятнадцать часов».
- Если спросите меня, так все это из-за салаги! – выплюнул Зиберс с неожиданной злобой. – Он приносит несчастье. Он проклят.