Тоска по России, по родине, росла. Почти три месяца работал я в Шартре, откладывая по грошу в надежде выбраться из Франции. Сперва я думал, что самое верное— бежать в Швейцарию, но эта граница усиленно охранялась, не было никакой возможности перейти ее. У меня созрел план: через Италию проникнуть на Балканы и в Турцию, а оттуда — и в Россию. Я рассказал об этом землякам, и эти бедняки собрали для меня несколько трудовых франков.
Часто ходил я на вокзал и следил за движением поездов. Решил выехать в субботу, чтобы мое отсутствие не было замечено до понедельника.
СНОВА В ДОЛГОМ ПУТИ
БИЛЕТ я взял до Лиона. Перед выездом зашел в маленькую парикмахерскую, побрился и сразу помолодел. Однако чувство осторожности не покидало меня. В Лионе я встретил на улице русского, и он предложил мне поселиться с ним; для него, одиночки, плата за комнату была велика. Он доверчиво поведал, что два месяца назад сбежал с работы из-под охраны.
— Во Франции, если у тебя будет патрон, жандармы не станут придираться, да и война как будто идет к концу, — сказал он. — Ты сможешь устроиться на автомобильный завод, где я работаю.
За годы пребывания во Франции я впервые ночевал в настоящей комнате, там было даже два окна!.. В первый день на автомобильном заводе меня постигла неудача— желающих устроиться на работу было очень много, а наутро у ворот собралась еще большая толпа, главным образом женщины. Служащий, смерив меня взглядом с головы до ног, приказал следовать за ним. Он направился в заводской двор и пошептался о чем-то с другим французом, который повел меня боковыми дорожками на значительное расстояние от заводских корпусов. Мы очутились в закоулке. Вокруг — ни одного человека. Спутник показал на распластанную желто-серую массу, велел, чтобы я сгреб ее в кучу, и тотчас скрылся.
От пузырящейся массы шел отвратительный удушливый запах. У меня не было сомнений, что это отходы какого-то химического производства. Но я хранил спокойствие и терпеливо орудовал лопатой.
Перед окончанием рабочего дня начальник предупредил, чтобы завтра, в воскресенье, я обязательно пришел к восьми часам утра.
Как только он удалился, подле меня вырос, словно из-под земли, старый французский рабочий. Его лицо светилось дружбой и участием. Он спросил, откуда я и что говорил мне начальник.
— Знайте, завтра вас пошлют чистить камеру и трубы, в которых скопляется удушливый газ, — сказал старый француз. — Рабочие из Индокитая не выдерживают этой работы и погибают. В прошлое воскресенье начальство послало на очистку труб молодого поляка, но он задохнулся, а потом я сам помогал отправить его тело в морг.
У заводских ворот я заметил группу рабочих из Индокитая. Они двигались, как призраки, их лица были землистого цвета, в глазах — безнадежность…
На этом автомобильном заводе изготовлялись и снаряды, и отравляющие вещества.
С утра я ничего не ел, идти к приютившему меня человеку не было ни желания, ни сил. А без ночлега я рисковал попасть в лапы жандармов, и тогда — прощай свобода…
Кто-то бесцеремонно ткнул меня в грудь.
Передо мной стоял парень и широко улыбался.
— Русский? — спросил он.
Я кивнул головой.
— Ты, наверно, только что прибыл в Лион?.. Меня зовут Петей.
Я рассказал, в каком положении очутился.
— Хорошо, что мы встретились. Я работаю на пивоваренном заводе, меня просили привести подходящего парня, а ты, на мой взгляд, годишься. Дело у нас нехитрое: спускаем в подвалы бочки с пивом, но чаще развозим его в ящиках. Ну, это ты сам узнаешь, а сейчас идем ко мне.
Петя напоил меня пивом, накормил хлебом и сыром.
Меня взяли на пивоваренный завод грузчиком. Я должен был работать на автомашине с двумя испанцами: один был шофером, другой, как и я, грузчиком.
Мы ездили по всему городу, видели множество военных из США, Канады, Австралии, Новой Зеландии, встречали англичан, шотландцев, ирландцев, индусов, африканцев, уроженцев Индокитая.
В окрестностях Лиона находились склады взрывчатых веществ. Город, некогда славившийся замечательными тканями, превратился в пороховой погреб.
Офицерство и лионская буржуазия развлекались в роскошных ресторанах и клубах.
Иногда нас посылали на станцию выгружать мешки с зерном. Около вагонов толпились истощенные женщины и дети, охрана разгоняла их, но через некоторое время они возвращались и торопливо подбирали рассыпанное зерно. «Никогда не надо забывать о голодных», — говорили мне друзья-испанцы. Они умышленно просыпали возле вагонов зерно для семейств французских солдат. Хлеб в городе выдавали только по карточкам, нормы были очень маленькие.